15 июня президент Украины Владимир Зеленский поручил провести проверку около границы с Беларусью по поводу возможной угрозы нового вторжения с севера. Но вероятность вторжения эксперты оценивают как маловероятную, ведь беларуские солдаты не хотят воевать в Украине, а беларусы, даже те, кто поддерживает Лукашенко, против войны. Чтобы высказать свое несогласие идти воевать, солдаты бегут из военных частей. Часто их ловят, заводят уголовные дела, а случаи побегов замалчивают. 18-летний Вадим (имя изменено) — один из тех, кому удалось успешно добраться до Европейского союза. 

— Как мы помним, активная фаза войны в Украине, которая длится без малого 8 лет, началась 24 февраля. Сколько месяцев ты отслужил на тот момент и что умел делать?

— Я получил повестку на срочную службу осенью и не имел возможности отказаться. К 24 февраля срок моей службы был всего четыре месяца, я успел принять присягу и даже не умел обращаться с оружием, всего пару раз стрелял. В основном мы ходили в марши и пару раз отрабатывали тактические задачи. А еще слушали много идеологических лекций о том, что на Западе живут враги и нацисты, что бело-красно-белый флаг использовался оккупантами в годы войны, что всех, кто поддерживает оппозицию, надо расстреливать. Большинство ребят на таких лекциях спали. Также нас командировали в разные военные части  в качестве помощи. За две недели до 24 февраля меня отправили в другую военную часть.

— Как ты узнал о том, что началась война России в Украине? И что ты чувствовал в этот день?

— О войне нам сообщил офицер. Я не поверил, что это возможно, не представлял, что случится масштабная война, и думал, что Россия и Украина будут то ругаться, то мириться. Когда до начала войны выезжали в другие части, видел, что россияне везут эшелонами танки, гаубицы, БМП, разгружают настоящие боеприпасы, видел военные грузовики из России. Нам говорили, что это все для учений, но мне казалось странным перемещать столько техники, чтобы две недели потренироваться. А 24 февраля мы с сослуживцами смотрели видео, как наносятся удары по украинским частям и военным объектам. Я не понимал, как такое возможно, и, честно говоря, думал, что Украину быстро захватят. В тот день мы думали, что Беларусь вступит в войну, и среди солдат начались волнения, особенно когда прозвучала команда «повышенная готовность» (такую команду дают в случае войны). Командир выдал всем оружие, некоторым — боевые патроны. В части увеличилось количество людей примерно на 500 человек, и я подумал, что поеду на войну. Но потом все как-то успокоилось. 

— Первые удары по Украине были выпущены именно из Беларуси. Видел ли ты, как это происходило?

— Мы были на границе, где нашей задачей было охранять россиян на полигоне, с которого взлетали военные самолеты в Украину. Полигон находился недалеко от украинской границы, и я видел и летчиков, которые управляли самолетами, и вылет техники на юг. Но ничего сфотографировать или записать на видео не мог: телефоны запрещены, а если заметят — солдата отправляют на гауптвахту. 

— Когда ты понял, что нужно бежать из армии?

— Когда мы были на учениях на границе с Евросоюзом. Повлияли два фактора: близость границы и отношение со стороны офицеров. Если раньше я планировал, сжав зубы, перетерпеть эти 1,5 года, то теперь стало очевидно, что я не смогу этого сделать. У меня усилились подозрения, что будет война, и я подумал: зачем я буду воевать за этих людей, за такое отношение, как к скоту?  

— В чем это выражалось?

— Рядового может оскорбить и унизить любой офицер. Однажды на полигоне выпивало начальство, и пьяный офицер ударил меня ногой по спине, потому что думал, что я что-то смотрю в телефоне. Еще был случай удара в плечо от старшего офицера. В армии дедовщина, и офицеры в курсе, говорят, мол, это плохо, но ничего не делают. Солдаты издеваются друг над другом, особенно сержанты, которые имеют минимальную власть. Они заставляют бриться налысо, не разрешают держать руки в карманах — если солдат так делает, считается, что он много себе позволяет. Бывают наряды, когда спишь 4 часа в сутки и только с позволения сержанта. Были случаи, когда солдат не хотел подчиняться, и тогда сержант позволил ему поспать всего 15 минут за целые сутки. Возмущает, что звания сержанта раздают наугад, и адекватным ребятам его никогда не давали.

— Как ты готовился к побегу? Что происходило в день, когда ты покинул Беларусь?

— Я начал готовиться за неделю. Узнавал карту местности, выяснял, по какой дороге идти, планировал, в какое время суток буду бежать. Я выбрал утреннее время, когда все еще будут спать, и решил, что у меня будет пара часов форы. Когда готовился к побегу, знал о том, что на территории ЕС можно получить убежище, и думал, что это миссия, которую надо выполнить, потому что уже не выдерживал морально. Переодел форму, оставил оружие с боевыми патронами по пути, оставил телефон. До границы меня подвез дальнобойщик, который ничего не спрашивал, и это считаю везением. Но переходить пришлось, понятное дело, не через переход, поэтому я перелезал несколько заборов. Первым был стальной с проволокой и лезвиями. Там меня зафиксировала камера, и я понял, что времени немного. Перелезая забор, получил небольшую травму и упал на землю. Потом был забор над рвом, и я смог подлезть под ним. Следующий забор был с подгнившими столбами, и я его сломал. А потом понял, что уже за границей, и пошел сдаваться.

— Как тебя приняли в Евросоюзе?

— Пограничники были в шоке и не поверили, что я сбежал из армии. Приезжали спецслужбы, очень долго допрашивали. Я честно рассказал о переходе границы, подтвердил, что Беларусь косвенно участвовала в войне, рассказал о размещении техники. Потом приехали в миграционную службу. Я не верил, что у меня все получилось, что я в безопасности. Чувства очень сильно нахлынули, пришло осознание, что я не скоро приеду домой, еще долго не увижу родных. Сейчас нахожусь в лагере для беженцев, жду убежища и разрешения официально трудоустроиться. В сравнении с армией в лагере полная свобода.

— Как твои родные отнеслись к твоему побегу? Пытались ли на них воздействовать после того, как ты покинул часть?

— Домой приходили военные, милиция и КГБ. Они говорили, что меня не накажут, если вернусь, что я смогу спокойно дослужить. Под их давлением родные звонили мне, уговаривали приехать в Беларусь. Но я понимал: если сделаю так, то мне грозит до 20 лет тюрьмы, а еще могут приписать терроризм и экстремизм, так как бежал с оружием. Сейчас давление на родственников снизилось. 

— А как обстоят дела в беларуской армии? Много ли солдат, офицеров согласны идти на войну с Украиной?

— Большинство ребят не хотят идти воевать с украинцами. У беларуского солдата нет мотива: за что ему убивать украинского солдата или украинского мирного жителя? Но солдаты — это расходный материал, пушечное мясо, они просто подчиняются приказу старшего офицера, и выбора очень мало. За неисполнение приказа ждет от 8 до 15 лет, то есть солдат должен убивать, либо сидеть в тюрьме, либо бежать. Большинство срочников имеют такие же взгляды, как у меня, ведь они молоды и хотят жить, а не умирать. Они понимают, что война не принесет беларусам ничего, кроме боли, смерти и убийств. Может быть, и есть такие, кто хочет воевать, но их мало. Такая же позиция и у офицеров, с которыми я общался. У них есть семьи и дети, и они тоже не хотят рисковать своей жизнью, чтобы вернуться домой в цинковом гробу. 

Рассказ о том, что происходило в Беларуси до и после войны, подтверждает: Беларусь — это оккупированная страна. Кроме этого, мы еще раз убедились, что беларуские солдаты не хотят вступать в войну, потому что хотят жить, а не быть убитыми за интересы диктаторов Лукашенко и Путина. Уже есть один военнопленный беларус — летчик, который сдался в плен украинцам вместе с летательным аппаратом. Его судьба до сих пор неизвестна. Мы должны продолжать говорить о том, что беларусы против войны, и спасать наших солдат.