…Как проходили события 19 апреля 2011 года, если смотреть на них глазами Олега Борщевского.
Часть 1
Тогда я еще смеялся над поговоркой «от тюрьмы и сумы…». Не верилось мне тогда, что меня, обычного законопослушного гражданина просто так повяжут на улице и пришьют «расстрельную» статью просто потому, что в стране беспорядок, и надо отвлечь народ очередным взрывом, коих уже к тому времени прогремело три.
Может быть и стоило задуматься – ведь два из них прогремели в Витебске. Под кого-то копали?
К тому же незадолго до этого меня ни за что (я как редактор имел в рюкзаке 35 разных экземпляров своей собственной газеты!) обрек на штраф в 200 евро судья Колбун, в законах разбирающийся меньше, чем свинья в апельсинах.
А незадолго и до того случая меня уже задерживали как угнавшего — свой собственный личный автомобиль, зарегистрированный на меня.
НАЧАЛО
И вот 19 апреля я, купив предварительно бутылочку четырехзвездочного коньяку «Карадаг», двинулся к Валерию Щукину, депутату Верховного Совета 13-го созыва, который в конце марта праздновал свой день рождения (я поздравил его лишь устно). Тогда, 19 апреля мы всем «Нашим Домом» решили не только обсудить планы на лето-осень, но и поздравить сразу двух именинников – Валеру Щукина и Павла Левинова. Мысль о том, что витебским людям в Минске собираться через неделю после теракта в метро опасно – пришла уже в РУВД.
Павел Левинов накануне с родней в Минске отпраздновал пятидесятилетие и жаждал продолжить – приятно выслушать поздравления и от соратников-правозащитников и журналистов.
Поэтому я выехал в Минск. Наскоро перекусив в родном Витебске, я «взлетел» в 5 утра, промчался ветром по трассе М1 и, «приземлившись» около квартиры Валерия Алексеевича около восьми. Перехватив у него чаю, я, ожидая друзей, сел редактировать одну из статей своей газеты, причем увлекся так, что «в сознание» меня привел только нервный стук в дверь.
ОПАСНАЯ И ТРУДНАЯ СЛУЖБА
Это была милиция. Тогда я думал, что общая минская шизофрения помутила умы соседей Валерия Алексеевича, но сейчас полагаю, что за квартирой был поставлен наблюдать специальный сосед. Сосед сработал, милиция явилась.
Именинника-юбиляра еще не было, но уже стало ясно, что праздник испорчен: милиция добротой и сердечностью никогда не отличалась, но тут проявила некое особое рвение. Рвалась она внутрь квартиры, но была остановлена на подступах к главной комнате. У них это называется «проверка документов», при этом свои они старательно прятали – отворачивали бэджики с фамилиями. То, что действия их хаотичны и неспланированы говорил некий огрызок карандаша и потрепанный листочек, в который они записывали всех, кого встретили в квартире.
Именинник подъехал как раз вовремя, чтобы поучаствовать в этой общей клоунаде, в которой роль благодарных зрителей играли пока мы, а одетые в форму блюстители порядка, путаясь в формулировках, пытались объяснить столь неожиданный визит. Было хорошо заметно, что знали они только фразу «на три часа до выяснения личности». Состав был младший офицерский, потому что читать его еще никто не учил: не НА три часа, а ДО трех часов. Три часа – максимум, а не обязательная программа. Выяснил личность – отпускай. Но сперва это им нужно было объяснить. И это были еще цветочки.
ЗАСАДА
Проверив документы, милиция ушла. Но недалеко. Павел сразу предсказал, что они пошли совещаться с начальством по телефонам, чтобы мы не слышали. И предложил пока не начали, съездить в страховую, оформить истекающую страховку. А заодно и принести из машины коньяк.
Мы вышли к машине, и услышали: «Подождите!». К нам бежали несколько милиционеров. Окружив нас, они изрекли, что нам необходимо проехать в Фрунзенский РУВД, потому что начальник этого РУВД хочет с нами пообщаться. Мне сразу вспомнился анекдот про двух милиционеров «Вас двое? Вот и пообщайтесь!».
Однако Павел придумал более изощренный ход. Он предложил позвонить этому пока анонимному товарищу в погонах и пообщаться по телефону. Милиция замерла в ступоре – приказ «доставить» уже был озвучен, однако задерживать нас не за что. А сами мы не хотим. И личность наша уже установлена и записана огрызком карандаша в замусоленный обрывок.
ЗАЧЕМ ПРЯТАТЬ ЛИЦО, ЕСЛИ ВСЕ ЧЕСТНО?
Всегда так происходит: когда действия органов незаконны, они путаются и краснеют, прячут свои бэджики и лица. С обычным человеком проще – ему приказали, он поехал.
Обычный человек не слишком, но все же радостно откроет милиции дверь, хотя можно не открывать, сам поедет к начальнику, чтобы не вернуться. И статью не спросит, хотя имеет право.
Именно ее, родимую, то есть – статью, мы и попросили озвучить.
Милиция поодиночке и парами несколько раз убегала в свою машину – совещаться с начальством. В конце концов, закон был попран, и нам объявили, что доставят нас силой, а обвинения будут придуманы задним числом. Такой киднэппинг по-ментовски. Попытки позвонить адвокату тоже были отметены. Юридически милиционеры в этот момент от организованной преступной группировки ничем не отличались: нас нужно было отвезти к их «крестному пахану» в особняк, который пока граждане знают под Фрунзенским РУВД, разве что не в багажнике машины. Когда стало ясно, что ехать придется, к нам из квартиры вышли в качестве свидетелей, понятых или представителей (на всякий случай) депутат Витебского городского Совета 24 созыва, сейчас известный белорусский политик Ольга Карач и хозяин квартиры, депутат Верховного Совета 13-го созыва и тоже известный политик Валерий Щукин, причем последний в тапочках, ибо не планировал долго отсутствовать, а на улице было не по-апрельски тепло. Днем.
В РУВД остатки вежливости окончательно слетели с ментов, они уже забыли, кто из нас был задержан, а кто приехал добровольно, и началось избиение как в фильме про фашистских оккупантов и гестапо: Ольгу Евгеньевну прямо по полу утащили в отдельный кабинет, Павла скрутили и увели, и я его увидел только в камере, а ко мне подсел «добрый» следователь и произнес: «Выкладывай все из карманов». Тут я загрустил, потому что понял, что эта «бадяга» – надолго. Однако, решил хотя бы спросить причины задержания.
«ГЕСТАПО»
«Оккупант» из уголовного розыска, ухмыляясь, почитал мой паспорт и сказал: «Витебск, значит, — еще один подрывник». Цирк продолжался – мент достал лист бумаги и написал там статью уголовного кодекса 289 часть 3 «Терроризм». И более уверенным голосом-таки попросил выложить все из карманов.
Мне стало еще грустнее: впереди замаячил расстрел, на часах было около двенадцати, а я так и не поел…
Мобильник поверг его в ступор (сим-карту он так и не нашел), а несколько монет разных стран, завалявшихся в кошельке, – тем более. Пересчитывал он их минут двадцать – его смущала сумма в 10 злотых и 260 грошей, которые никак конвертироваться в понятные цифры не хотели. В начале протокола он поставил время 12 часов 35 минут, в конце я сам поставил время своей подписи – 13 часов 38 минут.
И меня отвели в застенки. Стоял апрель, на улице грело солнышко, и я вышел к ментам в одной майке-баскетболке без рукавов под тоненькой курткой. В застенках я об этом очень пожалел, несмотря на ясный солнечный день.
Олег Борщевский, «НАШ ДОМ»