Накануне 27 годовщины аварии на ЧАЭС довелось мне присутствовать  в Минске на публичной  дискуссии по теме: «Чернобыль, Островец – эволюция катастрофы. Атомная индустрия  и здоровье человека. Последствия Чернобыля».  Мероприятие инициировало известное   общественное  объединение «Экодом» во главе с Ириной Сухий. Модератором выступала Координатор Белорусской антиядерной кампании Татьяна Новикова. Назвать мероприятие публичной дискуссией  у меня не поднимается рука. Настоящих буйных было  слишком мало в зале ! А без них обсуждение спорного вопроса невозможно.

Да и откуда было иметь место спору, если о предстоящей дискуссии знал лишь узкий круг  противников ядерной энергетики. На одного участника  мероприятия приходилось не менее трех  журналистов, опять же из проверенных изданий. По этой причине я  в учебных целях отказался от статуса представителя СМИ и попытался задать несколько неудобных вопросов основным докладчикам.

Каюсь – мои вопросы носили провокационный характер!  Мне представлялось, что они спровоцируют спор, в рамках которого только и возможен поиск истины. Психологи давно знают —  человеческие эмоции, подобно  легендарному восклицанию Архимеда:

— Эврика!  сопровождают  научный  поиск .

Удержаться от возможности прозондировать уровень профессионализма  восходящих светил ученого мира, предпочитавших длинные монологи,  было невозможно по двум причинам.

Японец Ясухиро Игараши ( аспирант физики Варшавского института физики и химии) выступавший  с докладом первым и  его земляк, профессор из Великобритании Крис Басби, являющийся  секретарем  Европейского комитета радиационного риска, который  учил  участников уму – разуму с экрана  (через скайп), так же как и  примкнувший к ним эколог  кандидат медицинских наук доцент кафедры  медико-социальной работы  и медицинской психологии БГУ  Александр Сукало  выдавали на гора такой поток аргументов, что  мне стало страшно за будущее антиядерного движения Беларуси.

Согласитесь, что при  нынешнем политическом режиме страна нуждается  в  сильном противовесе авантюризму и погоне за перевыполнением плана графика  строительства отечественной АЭС. Кто – то же должен  сдерживать толпу, скандирующую «Одобрямс!»,  в  гонке за лидером! Вот и пришлось  мне, стороннику развития ядерной энергетики спасать авторитет анти- ядерщиков.

В конце концов,  обоснованную претензию к своевременности и качеству сооружения АЭС по  российскому  проекту (на примере пуско-наладки Тяньванской АЭС  в Китае, растянувшихся  на три года), говорят и пишут ныне на уровне главного редактора журнала «Атомная стратегия».

А как относиться к  срыву сроков строительства  в  России собственной Ленинградской АЭС‑2 и обрушения армокаркаса на ее площадке? Общество о причинах этого позорного ( для любой стройки ) «ляпа» до сих пор открыто не проинформировано. А это значит, что проблемные вопросы организации труда при строительстве, монтаже и пусконаладочных работах  на ядерном объекте  существуют. Коль атомщикам есть что скрывать. Прав, трижды прав оказался известный  пропагандист науки Владимир Губарев  в книге «Агония Средмаша. От Чернобыля до Чубайса» завершивший свое исследование горькой  иронией  о том, что с назначением руководителем атомного ведомства России Сергея Кириенко шутка  атомщиков о  киндерланде обретает реальности.

Без этих «разборов полетов» было бы опрометчиво верить на слово пропагандистам ядерного лобби о совершенстве будущего проекта  Белорусской АЭС  и надежном его претворении  в  жизнь опережающими темпами.

К сожалению, так же безответственно относятся к своим словам и  эксперты антиядерного движения.

За 27 лет, прошедших после аварии на ЧАЭС, выросло целое поколение антиядерщиков, которые  ввели  в обиход околонаучных кругов множество сомнительных теорий и выводов. Не имея собственных  реферативных журналов,  люди подобные  координатору Белорусской антиядерной кампании Татьяне  Новиковой  обречены на веру воспринимать все сказанное, написанное, озвученное профессиональными антиядерщиками.

Вот и на прошедшей конференции ее участникам аспирантом  физики было предложено сравнить и оценить  площади радиоактивного загрязнения зон, прилегающих соответственно  к Чернобыльской АЭС  и АЭС Фукусима по карте на которой в одном случае  единицей измерения являлись Беккерели на метр квадратный, а  в другом случае указывался уровень мощности дозы в милизивертах. Я уже не говорю о таком «ляпе» как приравнивание «микрозивертов»  к  «зивертам»  с приставкой  «мили». Что в тысячу раз больше!

Может ли в принципе  выступать в качестве эксперта антиядерной кампании  кандидат медицинских наук, который на полном серьезе задает докладчику вопрос о влиянии радиоактивного выброса из реакторов  АЭС Фукусима на океан?  Можно ли воспринимать как ученого докладчика, который в ответ на этот вопрос приводит количественные показатели радиоактивного загрязнения (по вине аварии на японской АЭС) …  Тихого океана. Для контраста напомню (и я пытался озвучить эти факты  в аудитории) — объем воды в океане,  омывающем Японию ,  равен примерно 760 000 000 000 000 000 кубометров. Как можно уловить вклад аварии  ядерного реактора  дозиметром,  а равно спектрометром любого типа,  путем измерений у побережья США. Не проще ли поручить шестиклассникам рассчитать пропорцию растворения мифических радионуклидов урана, цезия, стронция, йода, церия… в морской воде?

Дальше – больше!

Видимо, почувствовав опасность критической оценки других прозвучавших в  докладах фактов и примеров профессор — японец из Великобритании  пошел по проторенному пути. Предложив участникам конференции в качестве «десерта» свой доклад «Об уране» он добросовестно съел оставшееся время.

Дискуссии не получилось. Зато появились вопросы.

Несколько раз  в докладе применительно к теме ядерного взрыва прозвучало «низкобогащенный уран». Это твердое убеждение ученого, во время  учебы в  средней школе не разобравшемся в особенностях   возникновения и протекания ( поддержания ) непрерывной ядерной реакции деления ядер урана – 235?  Или ошибка переводчика, тоже не владеющего терминологией?

Сомневаюсь однако, чтобы филолог не понимал значение английских слов «низкий – высокий» ( много – мало).

Опять же из курса средней школы ученому должно быть известно, что в результате ядерного взрыва в окружающую среду попадают коротко живущие изотопы химических элементов, которые никак не попадают под определение «уран».  Химический элемент  уран, имеющий порядковый номер 92 в таблице Менделеева, потому и служит ядерным топливом, что он способен под воздействием нейтронов распадаться на два других.

Часть ядерного горючего не принимает  участия  в ядерной реакции, но не эти остатки урана – 235 представляют опасность с точки зрения радиационного воздействия на среду. Не понимать этих элементарных вещей и, тем не менее, вещать  на аудиторию о «… способности урана после ядерного взрыва проникать в ДНК человека»  — значит дискредитировать  антиядерное движение.

Проще всего на основании этих и других столь сомнительных аргументов предложить  закрыть все действующие атомные электростанции и не строить новые, как это было заявлено от имени участников несостоявшейся дискуссии.

Редакция может не разделять мнение блогеров