Как живут дети в тюрьмах и после них? – Подкаст «Украденное Детство» #1

Немало беларусских подростков оказались на скамье подсудимых с 2014 года – года, когда свет увидел Декрет №6 «О неотложных мерах по противодействию незаконному обороту наркотиков». После выборов 2020 года мальчишки и девчонки стали попадать в места несвободы еще и за насилие над силовиками, комментарии в интернете, участие в массовых мероприятиях. Но дети находятся в заточении еще и в интернатах, диспансерах и детских домах. В голосовой чат «Нашего Дома» заглянул украинский правозащитник, координатор мониторинговой кампании «Полиция под контролем» Сергей Перникоза, который более семи лет посещает места несвободы детей. Мы поговорили о том, как живут дети в местах несвободы, помогает ли государство подросткам в сложной жизненной ситуации и что ждет украинских ребят после интернатов и колоний.

– Сергей, в Беларуси очень много детей-сирот, выйдя из детского дома или лишившись родителей, откликаются на предложения легкого заработка и попадают в тюрьму. Расскажите, пожалуйста, как украинские дети оказываются в местах заключения?

– Если посмотреть на систему в целом, то ребенок сначала попадает в детский дом, где находится до определенного возраста, затем оказывается в учебном заведении, где ему дают жилье только на период обучения. Государство содержит детей, но не старается их социализировать, поддержать. В детских домах и интернатах нет программ по обучению обращению с финансами. Человек получает пособие и не знает, что с ним делать, так как не имел возможности тратить деньги. Он идет по пути наименьшего сопротивления и тратит деньги на получение секундных удовольствий. Под действием депрессии он выбирает путь наркотиков и уходит из жизни. В рамках своей деятельности я посетил мужскую колонию в Днепропетровской области. Мы увидели список людей, которые там находятся, захотели пообщаться. Один заключенный рассказал, что находится в тюрьме за хранение наркотиков. У него был подтвержден ВИЧ, ему должны были назначить терапию, но лекарств не давали, и жить ему осталось немного. Поделился, что сирота, был в доме-интернате, после него пошел в училище, немного отучился и начал употреблять наркотики. Общество не увидело, что человек наркоман, не отреагировало. Другой случай – в СИЗО мы познакомились с человеком, который воспитывался в детском доме. Когда ему исполнилось 18 лет, он начал бродяжничать, так как жилья у него не было. Не поступил в колледж, оказался на улице, прибился к одному из религиозных учреждений, где над ним совершили сексуальное насилие. Это повлияло на его психику, заставило совершить преступление.

– В Беларуси только одна подростковая колония – воспитательная колония №2 в Бобруйске. Девочки отбывают наказание со взрослыми женщинами. Есть ли в Украине отдельная тюрьма для несовершеннолетних девушек и чем в принципе отличаются места несвободы для девочек и мальчиков?

– Большого различия между местами несвободы для детей разного пола нет. Очень часто мальчики и девочки находятся в одном здании, просто в разных секторах или на разных этажах. Принципиального различия в отношении со стороны персонала тоже нет – они в одинаковых условиях. Разве что в СИЗО я девочек не встречал: преступления совершают в основном мальчики. В детских домах и интернатах разделения нет – здесь мальчики и девочки, как правило, находятся, в общих группах. В психоневрологических больницах девочки и мальчики тоже находятся вместе. Кстати, колонии в Украине закрываются, там сокращают количество заключенных путем либерализации криминального кодекса. Для людей избирают другое наказание: штраф, исправительные работы. Детских колоний в Украине сейчас две. Но девочек-преступниц, совершивших особо тяжкие преступления, не так много. Несмотря на то, что колонии называются исправительными, а не трудовыми, люди там работают по 10-12 часов и получают сущие копейки. За месяц работы в лучшем случае они могут купить себе пачку сигарет – это своего рода рабский труд.

– В Беларуси пытки над детьми в местах заключения не являются чем-то необычным. Например, Никита Золотарев, Эмиль Островко, Виталий Прохоров. А как часто украинские подростки в конфликте с законом сталкиваются с пытками в тюрьмах?

– Факты пыток над детьми в тюрьмах в Украине не системные, но они есть. Под пытками мы понимаем не только насилие со стороны администрации, но и насилие со стороны других детей-заключенных. В нашей практике была история работы с молодым человеком, над которым в детской колонии издевались его сверстники под протекцией администрации. У него не было другого выхода, кроме как убить ребенка, который его изводил. И он поехал отбывать наказание уже за убийство, заведомо зная, что так произойдет. Он признался, что совершил преступление, потому что терпеть уже не было сил, а администрация и государство не могли ему помочь. Это ужасно, что государство не обеспокоилось тем, что будет с этим человеком, и подтолкнуло его к такому решению. Но также остро стоит вопрос наказания детей в местах несвободы. Универсального подхода в учреждениях не было. Персонал рассказывает, что они не дают детям конфеты, если они не слушаются. Об этом прямо не говорят, но по большому счету, есть физические наказания. При этом ребенок не может объяснить, что его наказывали, и получается психологическая травма на всю жизнь.

– Выйдя из тюрьмы, многие дети (сироты, детдомовцы, из неблагополучных семей) остаются одни, их некому поддержать, им нужно искать работу – а сотрудника со справкой о судимости никто брать не хочет. Как ребёнку, прошедшему через тюрьму, не вернуться туда снова в таких обстоятельствах?

– По большому счету, такие дети обречены. Если ребенок выйдет из места несвободы и интегрируется, это чудо. Обществу глубоко наплевать на такие ситуации, и, как правило, человек возвращается в ту же колонию, откуда вышел, ведь вариантов особо нет. Или колония, или улица, где люди долго не живут, или психоневрологический интернат, где в карточку записывают расстройство психики, и человек остается там до конца жизни. Очень часто в колониях сидят те, кто попадал туда с детского возраста и возвращался четыре-пять раз. Мы хотим сделать проект о детях-выпускниках интернатов, рассказать, как сложилась их жизнь. Есть большие подозрения, что все они, как правило, оказываются в колониях. Государство ими не интересуется: как только они стали совершеннолетними – пусть крутятся как хотят. Есть вариант попасть в психоневрологический интернат, где будет крыша над головой, где будут кормить. Наихудшее положение – именно у детей, находящихся в психоневрологических больницах и интернатах. Выводить их из этой системы никто не хочет, так как чем больше пациентов в учреждениях, тем больше финансов. Мотивации работать с людьми, обучать, помочь им в жизни, нет. Программы социальной реабилитации есть только на бумаге, но на самом деле их ничему не обучают. Ребенок, попавший в эту систему, не может выйти оттуда и социализироваться – это пожизненный приговор. Учреждения подобного типа должны изменить вектор деятельности, чтобы их эффективность определялась тем, чему там смогли научить людей. Дети намного менее защищены по сравнению со взрослыми. У нас была ситуация, когда в психоневрологическом учреждении нашли детей, которые четыре месяца не выходили на улицу. Когда мы спросили, почему, нам сказали, что это из-за коронавируса. Оказалось, что один ребенок попытался убежать, и поэтому детей вообще перестали выпускать на улицу.

– В Беларуси в целом есть немало фактов применения карательной психиатрии к женщинам и девушкам, но государство старается скрывать их. Как обстоят дела с карательной психиатрией в Украине, где, как вы сказали, много детей содержатся в психоневрологических интернатах?

– Если в Украине происходят такие случаи, в обществе возникает огромный резонанс. Но дети, которые находятся без родительской опеки, не имеют родственников, не интересны медиа. Поэтому такие факты проходят мимо. Тем более, многие поступают в психоневрологические интернаты добровольно, в обмен на еду и крышу над головой. Следует заметить, что такие учреждения не находятся в центрах городов. Есть здания, которые находятся в 80-90 километрах от областного центра, то есть выйти оттуда, получить образование нереально.

– Еще один немаловажный вопрос, который невозможно не задать. Как часто в местах несвободы для детей случаются подростковые беременности?

– В начале своего ответа отмечу, что беременность – это один из методов смягчения наказания в СИЗО или колонии. Если заключенная забеременеет, судья может изменить ей меру пресечения. В моей практике был случай, когда забеременела женщина, находящаяся в СИЗО два года только с заключенными своего пола. Относительно подростковой беременности – ситуация катастрофическая. Дети находятся в домах-интернатах до 16 лет, а иногда и дольше (до окончания школы). В этом возрасте они могут вести половую жизнь, и эти моменты никто не контролирует, по умолчанию думая, что дети сексом не занимаются. Такие факты не становятся резонансными, общество о них не знает. Адекватной работы с детьми по поводу предохранения нет. Ситуация очень печальная. Мы не знаем о фактах подростковой беременности в местах несвободы, но это не позитивный момент – скорее, это настораживает. Ведь факты половых отношений между детьми есть, но их скрывают от нас или решают другим образом. Этой темой следует заняться более детально, ведь непонятно, насколько такая беременность была желательной, хотела ли несовершеннолетняя девушка делать аборт, куда потом попадают рожденные малыши.

– И последнее. Как вы думаете, как можно изменить систему поддержания детей в местах несвободы, ведь сейчас она не эффективна?

– Эта система должна меняться, но вариант взять систему другой страны и реализовать в нашем обществе, неправильный, ведь ситуации и люди разные. Нужно брать свою методологию, которая базируется на общепонятных принципах и адекватных ориентирах. Например, сколько детей вышли из мест несвободы и смогли устроиться в жизни, как государство влияло на это. После этого можно реформировать систему дальше. Почему такое это необходимо? Потому что рано или поздно дети из этих мест выходят и попадают к нам в общество. И чаще всего начинают совершать преступления. Готово ли общество тратить деньги на то, чтобы рядом жил человек, над которым издевались, который находился в ужасных условиях?

В завершение голосового чата Сергей Перникоза подчеркнул, что общественное внимание к вопросу жизни детей в местах несвободы снижает уровень беспредела, который там творится. Команда МЦГИ «Наш Дом» работает согласно такому же принципу – именно поэтому мы рассказываем о детях-328, детях-политзаключенных в Беларуси. Мы считаем, что ни один ребенок не имеет права быть лишенным свободы, тем более незаконно, с применением пыток и насилия, несоблюдением элементарных прав и свобод. И эта система обязательно должна поменяться.