Впервые в голосовом чате «Нашего Дома» мы беседовали с бывшим чиновником. По политическим мотивам Артем Брухан покинул должность заместителя начальника отдела управления культуры Брестского облисполкома осенью 2020 года. На нашей встрече Артем рассказал о работе органов власти в регионах до революции и в первые месяцы протестов. Сегодня мы делимся с вами текстовой версией нашего голосового чата.

До того, как началась наша революция 2020 года, сама система государственного устройства в Беларуси отличалась особой централизованностью даже на региональном уровне. И говорить о самостоятельности местных органов власти, в которых я работал, не приходится.

У них были какие-то определённые возможности принятия решений на своём уровне, однако они не могли идти в разрез с поручениями, указами из Минска. Поэтому самостоятельности на самом деле у местных органов власти не существовало. И эта централизованность очень сильно сказывалась на принятии решений как руководителями местных органов, так и чиновниками среднего звена, которым я, например, являлся. То есть какая-то инициатива, какие-то новые идеи если и не зарубались на корню, то не поощрялись. И вот к этой несамостоятельности местных органов добавлялся такой фактор, как формальное существование представительских органов, то есть существовавшие городские советы депутатов, областные советы депутатов, сельские советы депутатов своей функцией не выполняли.

Были просто органы, которые обслуживали исполнительную власть.

Это срастание исполнительных и представительских органов власти позволяло исполкомам фактически контролировать всю власть в том или ином регионе. Во главе этого контроля стоял на уровне области председатель исполкома, которого мы назвали губернатором, на уровне райисполкомов —председатель райисполкомов, в городах их мэрами называют, хотя это не так. Относительно этого уровень принятия самых главных решений касался губернаторов, мэров и председателей райисполкомов. То есть чиновники уровня пониже были исключительно исполнителями. И это тоже откладывало определённый отпечаток на мотивацию людей, на их отношение к гражданам, которые к ним обращались, и прочее. Поэтому нужно понимать, что чиновники — это срез общества, это абсолютно разные люди, которые росли в разных семьях, получили разное образование, поэтому вывести какой-то определенный образ беларусского чиновника, особенно на таком среднем уровне, достаточно сложно. Но стоит отметить, что немалая часть — это всё-таки профессионалы и специалисты, которые знают свое дело, знают законодательство, знают, как так или иначе выстраивать отношения с гражданами, выстраивать отношения с другими структурами. То есть государственная система те функции, которые были на неё возложены, выполняла, благодаря как раз кадрам, которые там работали.

Как и всё беларусское общество в принципе, чиновники были достаточно аполитичны. Да, формально все госслужащие так или иначе поддерживали действующую власть. Это было на уровне каких-то заявлений, либо вообще молчаливо, то есть просто выполняли свою работу и это как раз подтверждает тезис о том, что это тоже срез общества, которое так же до 2020 года было не сильно политизировано. Но сначала эпидемия COVID, а потом и электоральная кампания президентская 20 года внесла коррективы как в общественную жизнь, так в мышление государственных служащих.

Все поняли, что в 2020 году будет происходить что-то необычное: появление сильных кандидатов, то, как происходил сбор подписей и вообще в целом как проводилась подготовка к выборам.

Плюс общественные настроения при работе с гражданами, когда ездишь на приём, общаешься с людьми — было видно, что общественная жизнь начинала бурлить. Кроме этого COVID очень сильно подкосил веру работников, что кто-то о них заботиться. И люди продолжали выполнять свою работу, продолжали писать письма, делать документы, выполнять поручения, то есть речи о какой-то остановке работы не шло, но при этом все ждали, что же будет, что же произойдёт после выборов. Надо отметить, что этот предвыборный период 1-2 месяца, когда увидели, что происходят какие-то незаконные вещи, задерживают кандидатов, то все понимали, что это происходит потому, что нет у власти уверенности в том, что она точно победит. И все вокруг это чувствовали, в том числе и госслужащие.

И в августе 2020 это проявилось ярче всего. Например, в Бресте в первые дни были достаточно жёсткие столкновения между протестующими и силовиками. После того, как появились кадры и информация о пострадавших, когда людей везли в больницу с пулевыми ранениями от резиновых пуль, а потом их задерживали, применяли пытки — всё это повергло в шок даже госслужащих. Логика у чиновников была достаточно проста: «Ну, мы же не били этих людей, мы же ничего плохого не делали. Мы же просто выполняли свою работу и ответственности вины не несём. Это там что-то силовики напортачили». Многие себя так оправдали, поэтому продолжали работать, но работа проходила под психологическим и моральным давлением, потому что все понимали, что что-то происходит неладное. Безусловно, среди чиновников было такое крепкое ядро, которые сразу же обозначили свою позицию красно-зелёными флагами на аватарках, вывозили людей на провластные митинги. Но их было не так уж и много — часть чиновников заняла не то, чтобы выжидательную позицию, но нейтральную.

Со временем, когда протест стал максимально подавляться властями, госорганы стали в кабинете затвердевать, и все новые идеи креативные, чуть-чуть шедшее в расхождение с основной линией, стали максимально зарубаться на корню, поэтому часть кадров, если не ушли в первые дни, потихоньку стали уходить уже впоследствии. Что касается лично меня, то я доработал до 13 ноября 2020 года. После убийства Романа Бондаренко я написал заявление и завершил свою работу в государственных органах. Для меня это была та черта, которую уже переходить было нельзя, когда по улицам ходят какие-то непонятные люди и могут похитить, убить, и им ничего за это не будет, потому что происходит это под прикрытием силовых органов.

Это ненормальное государство, так нельзя функционировать, когда собственных граждан приходится какими-то непонятными структурами выгонять с улиц, убивать, пытать и уничтожать, а потом обвинять, что кто-то говорит об этом правду и сажать за это.

Тогда стало ясно, к чему идёт эта система: к окаменеванию, затвердению, уничтожению критического мышления и к тупому щёлканью каблуком, выполнению приказов. Это и вымывало людей, которые хотели работать на благо государства, но не на благо там одного человека или какого-то режима. И то, что я сейчас вижу со стороны, что ни к какому развитию это уже не ведёт. Система направлена на то, чтобы устоять, выжить и выдавить любые возможности турбулентности, для неё сейчас это самая главная цель. Такое состояние ведёт к определённого рода деградации государственного управления, ничего нового «родить» такая система не может. И в общем, что самое ужасное, и не хочет.