Так уж принято считать: в белорусском обществе нет сильного расслоения граждан по уровню доходов. Дескать, это в России полно миллиардеров, с виллами во Флориде, которые на личных самолётах любимую собачку к ветеринару во Францию возят. При том, что «простые россияне» травятся настойкой боярышника в своих деревнях, где развалены колхозы, а потому нет работы. А вот белорусы, мол, чураются и крайнего богатства, и крайней бедности. Такая получается страна всеобщего равенства, даже в «социальное государство» так и хочется поверить. Пока не упрёшься в реальность.

Статистика против реальности

Апологеты безальтернативности «белорусской модели» любят указывать на «коэффициент Джини» – показатель уровня расслоения общества. Специалисты Программы развития ООН также используют коэффициент Джини в качестве индикатора, по которому ранжируют страны, – как показатель, отражающий степень дифференциации денежных доходов населения. Данный коэффициент приводится в диапазоне от 0% до 100% – чем больше значение показателя, тем выше считается степень неравенства. По оценкам ПРООН, в Беларуси один из самых низких уровней расслоения общества в регионе (в исследовании рассматривались страны Восточной Европы, Центральной Азии и Турция). Так, если в Армении коэффициент Джини составляет 37%, в Грузии – 41%, в Кыргызстане – 43%, то в Беларуси – 28%. В России, кстати, индекс Джини – порядка 45%.

Казалось бы, правительство достигло своей цели: ведь обеспечение социального равенства являлось одним из основных атрибутов белорусской экономической модели в последние десятилетия. Но, как и во многом другом, нашему правительству тут нельзя доверять.

Ведь не случайно на «большом разговоре» 3 февраля Александр Лукашенко вдруг заговорил про социальную справедливость, про «белорусских олигархов», которые «разъезжают на Мерседесах». Так, получается, реально социальное неравенство в Беларуси имеет место быть? Да. Достаточно сперва прогуляться по центральным улицам Минска, удивляясь обилию дорогих новинок зарубежного автопрома, а затем отъехать на полторы сотни километров куда-нибудь в Бешенковичи, где средняя зарплата 200 рублей новыми ($200) и полно безработных.

Пока президент требует обеспечить средние по стране $500 зарплаты, в конце минувшего года средняя зарплата белорусов снизилась до 370 долларов. Но если посмотреть по отдельным районам и городам, то оказывается, что такие зарплаты получали только жители Минска, Бреста, Новополоцка и еще четырёх районов – Солигорского, Минского, Речицкого и Смолевичского.

Но даже эти $370, средние по стране, – это обман. Говоря бухгалтерским языком, это номинальная начисленная среднемесячная зарплата. То есть из неё ещё надо вычесть подоходный налог и обязательный страховой взнос работника. После этого давайте «отрежем» зарплаты руководителей исполкомов, милиционеров, сотрудников КГБ и прочих силовиков. Останется совсем небольшая сумма, которую социологи называют «реальный располагаемый доход». Проще говоря, это деньги, которые реально доходят до кошельков простых избирателей.

Более того, как указывали в конце декабря профсоюзные активисты, во многих регионах реальная зарплата рабочих сейчас – 150-300 рублей. «Например, в ЖКХ рабочие, занимающиеся уборкой домов и придомовых территорий, за уборку двух домов в 2013 году получали порядка 3-х миллионов белорусских рублей в месяц, или 300 рублей новыми. А сегодня, убирая четыре дома, они получают 170-180 рублей. А на Мозырской фабрике художественных изделий рабочие не получают даже минимальной заработной платы. Там получка составляет в среднем 150 рублей в месяц», – пишет активист профсоюза РЭП из Мозыря Павел Ноздря. Я даже боюсь подумать о том, как эти люди кормят свои семьи.

Что нужно сделать

А теперь давайте сядем, успокоимся, и поймём: в самом по себе расслоении общества нет ничего фатального. Даже пальцы на руке у человека все разные – тем более не могут быть стандартно-равными люди в обществе. В любой стране мира есть богачи и есть нищие – так было и в Советском Союзе, пусть нам и пытаются порой внушить обратное.

Как я считаю – не стоит переживать из-за слишком богатых людей. Всё равно свои деньги они с собой в могилу не заберут, да и от трагической смерти богатство их не убережёт. Беспокоиться стоит из-за уровня жизни большинства. Если уровень доходов простого работника позволяет ему достойно жить, иметь свой дом, нормальное медицинское обслуживание, да и в целом высокое качество жизни, – то не играет большой роли, каков в стране «коэффициент Джини». Именно по такой модели живут страны Скандинавии, Канада и Швейцария, к ней приближаются Германия, Франция, США, Чехия и Польша.

Однако идеологи «белорусской модели» предлагают нам иное – социальное неравенство на фоне нищеты. В том смысле, что даже в Минске – а уж тем более в провинции – белорусы лишены доступа к социальным лифтам. Таким, как бизнес – предпринимателей становится всё меньше, люди уходят из бизнеса, жалуясь на невыносимые условия, созданные чиновниками. Таким, как образование – платное оно слишком дорогое, бесплатное подразумевает длительную отработку где-нибудь в глуши. Таким, как наука – зарплата молодого учёного после ВУЗа ниже прожиточного минимума. Я уже не раз писала про «ловушку бедности», когда небогатый человек из провинции не может поменять свою жизнь просто потому что у него даже нет возможности освоить новую специальность. А если ты женщина средних лет с детьми, то шансов ещё меньше, чем «нет совсем».

Поэтому одна из громадных и грандиозных гражданских задач, стоящих перед нашей страной, привести доходы бедных и богатых к должному балансу. Вот только в поисках этого баланса важно не свалиться в две крайности. Первая крайность, в которую мы уже почти свалились, это значительный разрыв между богатыми и бедными. Причём разрыв даже не в материальной составляющей (у нас действительно очень мало людей с виллой на Лазурном берегу), а в возможностях что-то изменить. Разрыв в доступности здравоохранения, образования, возможности заниматься бизнесом или занимать значимые государственные должности.

Но есть другая крайность – политика так называемого справедливого перераспределения и высокого налогообложения богатых, практически убивающая частную инициативу и развитие бизнеса, особенно малого и среднего. Пока в чистом виде у нас такого нет, но многие проявления уже наблюдаются.

Баланс между этими крайностями очень трудно установить. Потому что он зависит не от той или иной идеологии, а от искусства экономического управления. То есть того, чего нам сегодня остро не хватает.

Страна в растерянности

Пока, общаясь с людьми, я слишком часто убеждаюсь: белорусы не ждут изменений к лучшему и живут одним днём. Представления о масштабах и глубине кризиса для большинства остаются туманными. Это социальная апатия, и она страшнее самого кризиса. Причём в условиях неопределённости и экономической стагнации наши соотечественники ограничиваются одной формой адаптации – сокращением потребления товаров и услуг. Более всего эта форма адаптации характерна для бедного населения, среди которого более 90% вошли в жесткий режим экономии.

Но сокращение потребления демонстрируют также средние и относительно обеспеченные слои. Снижение потребления распространяется как на приобретение одежды, обуви, лекарств, так и на потребление услуг, в том числе медицинских и образовательных, на отпуск за границей и развлечения. После того как экономика, похоже, нащупала дно, на самой низкой точке оказалось и социальное самочувствие.

Горизонт планирования личного бюджета у белорусов крайне низкий, большинство не планируют доходы и расходы более чем на полгода вперед, что, конечно же, свидетельствует о низкой социальной активности. Треть населения не имеет привычки планировать расходы даже на месяц.

О чём это говорит? О том, что наши граждане разуверились. Они перестали ждать чего-то хорошего от власти, но и от оппозиции уже ничего не ждут, она чужая для них. Ещё более чужая даже, чем чиновники. И в своих силах белорусы тоже разуверились. К сожалению, в отличие от соседей-украинцев, у постсоветских белорусов нет успешного опыта того, что можно объединиться – и что-то изменить. Потому сегодня каждый забился в свою норку и выжидает.

«Тёмные времена» – это не Средневековье. «Тёмные времена» – это здесь и сейчас.

Ольга Карач,
«Наш Дом»