Прошло восемь лет.

И воспоминание о Веронике превратилось в ритуал – в средине осени кто-нибудь из коллег сообщает место сбора, и мы едем на кладбище с традиционными белыми и красными цветами. Бывает, там мелко плачет дождь, бывает – щекочет паутинками припоздавшее бабье лето. Но много раз в этот день – в шумном городе и на печальной дороге – взгляд натыкается на багровую листву…

Она – как пятна засохшей крови, и ветру вот уже восемь лет не удается вымести эти засохшие пятна, осени не удается замыть их настойчивым дождем.

Замывание следов, впрочем, – тоже отработанный ритуал…

Я была на какой-то международной репортерской встрече, кажется, во Франкфурте, когда встревоженная, незнакомая мне женщина-репортер вдруг кинулась искать белорусов и расспрашивать о Веронике Черкасовой. Подумала, помню, что Вероника написала что-то столь интересное и важное, что в Европе гудят, и успела даже позавидовать: вот ведь поймала тему!

Через минуту-другую узнала: Вероника убита.

Страшные подробности позже, на родине, сообщили коллеги.

Кем, за что и почему – до сих пор пытаются узнать друзья-репортеры и не знают следственные органы, списавшие дело в «висяк».

Впрочем, нет. Органы стараются заставить зависнуть наши «кем? и почему?», превратить неудобные им вопросы в ритуал – мол, вы спросили, мы помолчали, может, даже сочувствуем и понимаем, может, даже скорбим вместе с вами. Однако все люди не вечны – это раз, а потом вокруг столько «бытовухи» – что с Вероникой, что с залитым кровью домиком журналиста Василия Гродникова, что с Олегом Бебениным, наконец. Да и пропавший Дима Завадский – разве не «бытовуха» с причиной личной неприязни его показательно осужденных похитителей?

Версия «бытовухи» грозила сломать судьбу Вероникиному сыну, а сыну Олега Бебенина преподносит отца крепко выпившим самоубийцей. И умело распыленные слухи липки и навязчивы, как милицейский противопротестный газ – то невнятно, сухим кашлем, обронят про опасные деньги, то про опасные связи…

Тем же опыляют смерть Влада Листьева, Анны Политковской, Георгия Гонгадзе и десятков менее известных нам журналистов постсоветских государств, в которых стоек сталинский принцип «нет человека – нет проблем» и культивируется умение нивелировать проблему путем дискредитации поднявшего ее человека.

«Мертвые сраму не имут», распорядившиеся их жизнями давно утратили чувство стыда. Но настойчивые усилия замять и опошлить всколыхнувшие общество убийства выдают главную тайну тех, по чьему указу резали и стреляли: взводившие курок так грешны перед людьми и перед Богом, что проклятий не боятся.

Они боятся правды.

Я не знаю, что там перед смертью «накопала» Вероника Черкасова, с кем опасно схлестнулся ее репортерский поиск. Но я знаю, что журналистов лишают жизни не из-за склоки или кошелька – из-за голоса, который готов произнести невыгодную, обличающую правду.

Татьяна Мельничук, baj.by

Материалы по этой теме:

Казенная газета как зеркало сермяжной правды 7 марта – день памяти женщин, пострадавших от незаконных действий белорусской милиции «Я всегда буду чувствовать себя здесь чужой… Все вокруг для меня непонятно и страшно» СЛИВЫ в КГБ: Ольга Карач о люстрации, Гайдукевиче и новой Берлинской стене вокруг Беларуси Памяти Яны Поляковой Убирать снег вокруг автомобилей не хотят ни водители, ни ЖЭСы?