В ноябре прошлого года 23-летняя Яна Чернявская вынуждена была с маленьким сыном покинуть Беларусь и переехать в Вильнюс. На сегодняшний день она является координатором сообщества «Беларусы Замежжа» в Литве и активно участвует в организации мероприятий в поддержку беларусов в Вильнюсе. Мы пообщались с Яной и спросили ее об участии в беларусских событиях 2020 года, об организации акций солидарности в Вильнюсе и о том, каково быть внучкой легендарной Нины Багинской.
Яна, смею предположить, что ты вовлечена в политическую жизнь в Беларуси с самого детства.
Можно и так выразиться. В детстве я ходила в «беларускамоўны» садик в Минске. Это была первая экспериментальная группа, которую открыли в Беларуси. Созданию этой группы посодействовали беларусские оппозиционеры и, конечно же, моя бабуля. После детского сада я училась в «беларускамоўнай» гимназии, потому лет так до 14-ти я говорила только на «мове». Наша семья постоянно ходила на митинги. Впервые на митинг я попала, когда мне было всего полгода.
События 2020 года – это мой не первый политический опыт. Я участвовала в событиях «Плошчы» в 2010 году. Еще тогда я видела, насколько все плохо в Беларуси. Госпропаганда постоянно представляла оппозицию маргиналами. Наверное, это было одной их причин, почему она долгое время была слабой и немногочисленной. Но в прошлом году все желающие перемен беларусы проснулись. Как только появились кандидаты, которые начали предлагать реальные изменения и показали, что они не просто «против», а выступают «за» что-то, то, конечно же, люди потянулись.
Как ты присоединилась в протестной активности в 2020 году?
К сожалению, я не успела вступить в инициативную группу альтернативных кандидатов, чтобы заниматься сбором подписей. Но как только «Честные Люди» активизировали свою деятельность, я решила выдвинуть свою кандидатуру в качестве члена участковой избирательной комиссии. Однако мне отказали. Затем я вновь занялась сбором подписей для того, чтобы стать независимым наблюдателем. Но опять моя кандидатура была отклонена.
В июле мы начали расклеивать листовки инициатив «Честные Люди» и «Голос». Тут же оказалось, что существует какой-то негласный запрет на их расклейку: моего друга задержали возле здания Администрации Первомайского района за то, что он клеил листовки на официальный стенд. Потому мы перешли к своего рода «партизанщине»: проходили ночью по минским дворам, клеили листовки на подъезды, оставляли их под дворниками машин. Однажды ночью, когда мы «партизанили» в одном из районов, из окошка показалась какая-то бабушка. Мы сразу же подумали, что она будет на нас ругаться. Но по итогу она сказала нам: «Заходите и у нас в подъезде раскидайте».
Примерно в это время же мы занялись организацией велопробегов по Минску. Последний велопробег прошел 7 августа и завершился жестким разгоном на Академии наук. Мне повезло: буквально за 5 минут до этого я отсоединилась от колонны на Якуба Коласа, чтобы поехать домой. Позже я узнала, что велосипедистов вылавливали даже по дворам.
Можешь вспомнить, что происходило 9 августа?
Я догадывалась, что 9 августа «что-то» обязательно будет. Мы готовились к этому дню, потому заранее закупили много медикаментов. Возле школ на протяжении всего дня я видела огромные очереди людей, желающих проголосовать. Сама в очереди на голосование я простояла минимум 40 минут. Вечером к нашему участку приехал ОМОН и все собравшиеся у стен школы разошлись. Около 9 часов вечера мы на велосипедах выехали по направлению к стеле. Постепенно к ней подходило очень много людей. В воздухе чувствовалась напряженная атмосфера. Люди светили фонариками и кричали ОМОНу бросить щиты. Интернета уже не было. Вдруг в мирных протестующих начали бросать свето-шумовые гранаты, а после мы увидели, как автозак наехал на человека.
Колонну разделили на две части: одна двинулась на Машерова, вторая – ближе к Немиге. Проспект Независимости был полностью перекрыт. Люди стояли в 15 метрах от омоновцев. Одна женщина в толпе сказала: «А чего они нас боятся, что мы их бычками и мороженым закидаем?»
Чуть позже мы «зашились» во дворе между проспектом Независимости и стадионом «Динамо». Неожиданно подъехал бусик, из него вылетели два человека в черном. Друг пропустил меня и мне удалось скрыться в ближайшем дворе. Ему же достался удар дубинкой. К счастью, его не забрали. Мы воссоединились с ним и поехали вдоль трамвайных путей до Площади победы. Мы решили спрятаться в заброшенном трамвайном депо. Когда мы перелезли через забор, то увидели, что там уже сидело 5-6 человек. Выбраться оттуда мы смогли только около 6 часов утра.
Как проходили другие протестные будни?
10 августа начали организовываться группы медицинской помощи, и люди огромными пакетами приносили медикаменты в те точки, о которых сообщалось в чатах. Был выработан следующий механизм: сбор медикаментов в определенном месте длился два часа, затем за ними приходил человек и уносил все на склад. Склады были организованы в квартирах активистов. В этот же день на NEXTA был опубликован список радиочастот, по которым можно было слушать переговоры различных провластных структур. Спасибо ГУВД Мингорисполкома, который по сути «сливал» нам информацию о том, что происходит в городе.
Вечером, когда мы выезжали в центр города, там не было ни машин, ни людей, и стояла довольно жуткая тишина. Где-то вдали виднелись зарницы от взрывов. Мы специально снимали белые браслеты, которые для ОМОНа стали «отличительными знаками». Каждый день мы катались по «горячим точкам». Велосипеды для этого – идеальный транспорт: они проезжают там, где не может автомобиль. 11 августа я одна без друга поехала на Пушкинскую. Я застала там картину того, как омоновцы пробегали мимо дворов, закидывали туда гранаты, а люди заскакивали в чужие машины, спасаясь от задержания. Когда я возвращалась домой, я думала, что на Риге уже все закончилось, но люди заново построили баррикады. Я обратила внимание на то, что в толпе было очень много подростков и прессы.
13 августа я поехала помогать на Окрестина. Там еще не было ни медиков, ни как такового организованного лагеря. Стояло очень много людей, но никто толком не понимал, что делать. Все просто ждали. Вдруг к толпе подъехал черный джип, из которого вышел замминистра МВД Александр Барсуков и публично сообщил, что этой ночью выпустят всех задержанных. Люди начали выходить с Окрестина около часа ночи группами по 25 человек. Если из ИВС люди выходили еще «более или менее», то из ЦИП… Никто не ожидал, что люди будут выходить «такими». На их телах не было живого места. У каждого второго – черепно-мозговая травма, заплывшие глаза, синие уши. Они снимали майки, спускали штаны. Мы отгораживали их полотенцами.
У самого заезда на ЦИП мы быстро организовали небольшой лагерь с медикаментами, едой и одеждой. К выпущенным с Окрестина людям сразу же подходили, давали телефоны, чтобы связаться с близкими, предлагали отвезти домой. Некоторые выходили и просто плакали. Я боюсь представить, что они пережили, я видела только последствия. Вдруг вышел маленький мальчик лет 15-ти и сказал: «Я не могу сидеть и стоять, у меня очень болит позвоночник, сделайте что-нибудь, пожалуйста». Мы вызвали скорую.
…Вышел один парень. У него на спине ножом играли в крестики-нолики и облили голову краской… Машины скорой помощи подъезжали к Окрестина одна за другой. Они забирали тех, кого «не нужно было публично показывать». Когда они выезжали, врачи сообщали нам фамилии, и мы вносили их в списки… С круглыми и дикими от ужаса глазами мы закончили только в 8 утра.
Нужно понимать, что люди, которых выпускали, по большей части не шли снимать побои. Дело в том, что человек не мог попасть на судмедэкспертизу напрямую через больницу. Для направления на экспертизу пострадавшему нужно было обязательно сначала обратиться в РУВД. Часто это было то самое РУВД, где над ним измывались. Понятное дело, что туда никто не шел. Мне не раз писали в стиле «у меня осколочное ранение, у меня пуля в ноге, что делать?».
Почему ты была вынуждена покинуть Беларусь?
Многие люди постепенно уезжали из Беларуси. У меня же этой мысли долгое время не возникало. Мне казалось странным и неприемлемым, что из-за чьих-то действий я должна бросить все в Беларуси и куда-то ехать.
Я с открытым лицом ходила на все марши. В подпольной типографии мы печатали «кукловодские» деньги, которые раздавали на акциях. У нас было 7 видов купюр: со Светланой Тихановской, с моей бабулей, с Погоней, с «лошками-петушками» и другие. На последних маршах было уже заметно, что люди стали более напряженными. Так что раздачей этих купюр мы, можно сказать, поднимали им настроение.
Долгое время меня не трогали: дважды «заочно» составляли административные протоколы, но за этим ничего не следовало. Однако 5 ноября к нашему дому подъехали две машины ГУБОПИКа. Меня в квартире не было, дома оставалась бабуля. Ее реакция на обыск была соответствующей: она начала бить сотрудников табуреткой и кричать «Что вы здесь забыли?». Мне позвонила соседка и сказала, что пришли не к бабуле, а именно ко мне. После этого домой я не возвращалась. Как мне позже сообщили, в течение последующих нескольких дней возле моего дома круглосуточно дежурили четыре машины. Они останавливали и спрашивали документы у каждого, кто входил в мой подъезд. А за теми, кто выходил из дома с чемоданом или большими сумками, устраивали слежку. Потому вещи мои удалось передать не сразу.
Как ты выезжала из Беларуси?
В тот же день я обратилась в правозащитный центр «Весна» за советом, что мне делать. «Выезжать, конечно!» — сказали мне сотрудники центра. Все бы ничего, но у моего сына не было паспорта. Для того, чтобы его сделать, мне нужно было отнести свой собственный паспорт в рассчетно-кассовый центр, а затем забрать паспорт ребенка в Первомайском РУВД. Мне было страшно обращаться в такие структуры: я не знала, в каком «статусе» нахожусь. Но я набралась смелости и, натянув маску и шапку, перешагнула порог РУВД, забрала паспорт Лёвы, сказала сотрудникам «прощайте» и на следующий день выехала из страны. Организация Freedom House уже сделала к этому моменту страховки и оплатила нам жилье в Вильнюсе.
Я понимала, что никакими «обходными» путями беларусско-литовскую границу с маленьким ребенком пересечь не смогу. Поэтому мы практически «в наглую» поехали в Литву на автобусе. На границе ко мне, конечно, было много вопросов, но, как оказалось, меня еще не успели внести в базу невыездных, потому из Беларуси меня выпустили.
Как проходил процесс обустройства в Вильнюсе?
В Вильнюсе мы заехали в оплаченную Freedom House квартиру. Также организация закупила нам необходимые продукты, а его сотрудница Живиля была постоянно с нами на связи. После прохождения карантина я решила подойти к Посольству Беларуси, где познакомилась с беларусами, уже живущими в Вильнюсе. Примерно спустя неделю я решила создать новостной канал «Акции Вильнюса» специально для беларусов, вынужденных переехать в литовскую столицу, а также организовать различного рода политические перформансы. С их согласованием с местной администрацией нам начала помогать руководительница организации «Dapamoga» Наталия Колегова.
Какие акции проходят на данный момент в Вильнюсе?
В Вильнюсе уже сложились своего рода традиции. По субботам в 15:00 обычно проводятся акции, посвященные политзаключенным. К примеру, не так давно проходило мероприятие в поддержку Сергея Тихановского. Каждое воскресенье в 14:00 беларусы Вильнюса выходят на марш. Каждая акция для беларусов – это способ выразить свою солидарность с теми, кто продолжает борьбу с режимом на родине. Но нужно также понимать, что люди, которые вынуждены покинуть Беларусь, оставляют дома свои привычки и круг общения. Потому акции становятся для них еще и возможностью пообщаться друг с другом и легче пройти социализацию в новом для себя месте.
25 марта в Вильнюсе прошло масштабное празднование Дня Воли. Расскажи, пожалуйста, как проходил процесс подготовки к празднику.
Празднование Дня Воли мы начали готовить за две с половиной недели до самого события. Изначальный план состоял из двух частей: дневной и вечерней программы. Днем на Лукишской площади должно было состояться выступление беларусских и литовских политиков, а также тематические перформансы от гродненских актеров. Далее мы планировали провести марш до Посольства Беларуси и «открытый микрофон». Вечером в программе предусматривался праздничный концерт в Бернардинском саду.
Я хотела бы уточнить, что беларусская диаспора в Литве делится на данный момент на две части: «старая» диаспора – те беларусы, которые живут в Литве уже несколько лет, а кто-то – десятилетий, и «новая» диаспора, состоящая из прибывших за последний год в Литву беларусов. Честно говоря, до Дня Воли я ничего толком не знала о «старой» диаспоре и их традиционных мероприятиях. Благо, нам удалось выйти на представителей «старой» беларусской диаспоры, к примеру, на Кирилла Атаманчика, и мы внесли в нашу праздничную программу еще несколько акций, которые из года в год 25 марта проводятся беларусами в Литве. Так в графике мероприятий на День Воли появилось традиционное возложение венка на могилу создателей БНР и последующий автопробег до Лукишской площади. Согласованием всех акций с местной администрацией занималась Наталия Колегова.
Я же по большей части была занята организацией концерта в Бернардинском саду и маршем после него. За два дня до мероприятия нам позвонили из офиса Светланы Тихановской с предложением провести марш с 250-метровым бело-красно-белым флагом от имени Светланы Тихановской. Мы также внесли это мероприятие в праздничную программу. Финальной точкой празднования Дня Воли стала акция с 300 зажженными лампадками возле здания Посольства Беларуси.
День Воли начался в Вильнюсе очень ярко, а именно вывешиванием большого бело-красно-белого флага напротив здания Посольства Беларуси!
Именно! Ткань для этого флага мы заказали в Беларуси. В Вильнюс она ехала что-то около месяца и оказалась в наших руках где-то за 4 дня до Дня Воли. Сам флаг мы пошили буквально за два часа. Изначально мы планировали, что с этим флагом беларусы Вильнюса 25 марта пройдут маршем от Лукишской площади до Беларусского Посольства. Но буквально за день до праздника наши планы изменились: мы договорились с коммунальщиками и председателем жилого дома напротив здания Посольства Беларуси о том, что повесим флаг на этот дом. Как сказал сам председатель дома, «флаг будет висеть здесь, пока ад не замерзнет».
Как ты считаешь, когда беларусы победят?
В Беларуси все закончится тогда, когда закончатся деньги. Как только силовики поймут, что им невыгодно продолжать работать на Лукашенко. Всем беларусам, нужно понять, что «отсидеться» не удастся. Кризис коснется каждого. Если не посадят и не побьют, то попросту будет нечего есть. А голод и безденежье – очень мотивирующие факторы. Сейчас крайне важно экономическое давление. Вот уже полтора месяца мы проводим акции в поддержку стачкома ОАО «Беларуськалий» с требованием к компании Yara о расторжении контракта с беларусским калийным гигантом, спонсирующим режим Лукашенко.
Мы также не должны забывать, что пока мы спокойно сидим у себя дома, беларусам в камеры выливают ведрами хлорку. Они будут сидеть долгие годы, если мы сейчас ничего не сделаем.
Как ты видишь свою жизнь после победы?
Честно признаюсь, в Вильнюсе я до последнего времени буквально «сидела на чемоданах» в надежде, что мы быстро справимся с Лукашенко и я смогу спокойно вернуться в Беларусь. На родине у меня была налаженная и комфортная жизнь. Я с нетерпением жду дня, когда снова смогу оказаться в Минске, не опасаясь за свою жизнь и свободу. Конечно, нам предстоит очень много работы. Но после той солидарности, которой за это время научились беларусы, с нами всеми все будет хорошо.
Личный вопрос: каково быть внучкой Нины Багинской?
Благодаря бабуле я выросла свободным человеком. Если мне что-то не нравится или я чего-то не хочу, я открыто об этом заявляю и не боюсь отстаивать свою позицию. В 2020 году почти каждый день к нам приезжало по несколько съемочных групп и вся квартира была в проводах от техники. Из бабули сделали символ, но для меня она остается обычным человеком, у которого порою бывает плохое настроение и который может себя неважно чувствовать. Я вижу её с другой стороны. Но я понимаю, почему к ней столько внимания. Она верит в Бога и очень многое людям прощает. Она выходит, потому что не может по-другому.