Как это – пережить насилие и избиение, зная, что это совсем неприменимо во времена, когда права человека вроде бы прописаны во всемирно известных документах?! Что страшнее – физическое или моральное насилие? А что, если оно во всех видах оказывается на личность? Герой – именно герой в самом прямом значении слова – нашего сегодняшнего разговора пережил эти недопустимые вещи в отношении себя и не побоялся ими поделиться.
— Иван, расскажите нам, пожалуйста, как происходило Ваше задержание.
25 октября около 17 часов мы с товарищем шли по ул. Сторожевского 8. Всё было спокойно, митингов не было. Колонна уже пошла на Немигу. По дороге зашли в магазин за водой и мороженым.
Идём, никого не трогаем, спокойно беседуем, кушаем мороженое. В этот момент никаких бчб-символов у нас не было, мы ничего не выкрикивали, никаких жестов не показывали. Вдруг очень резко и неожиданно подъехал бус, остановился в метре или двух от нас. Люди в черном выскочили из машины и просто побежали на нас с криками: «Сюда! Стоять!». Мы, конечно, испугались, и от неожиданности бросились убегать.
Я пробежал метров 50, друг успел убежать, а меня догнали, скрутили, несколько раз ударили дубинкой и повели в бус. Если говорить про это подробнее, когда меня захватывали, я сказал: «Ребята, я не сопротивляюсь, говорите, куда идти, я не оказываю сопротивления». Я это проговаривал, громко и чётко, повторил несколько раз, так как понимал, что могут «пришить неповиновение». Сразу один ударил меня по ноге дубинкой, а когда я сказал, что не оказываю сопротивления, он успокоился. Мы сделали несколько шагов, но тут подлетел кто-то третий: «Ах ты, с***!», — ударил меня в живот и область груди, согнул мне сильнее руку, и мы пошли дальше. Когда вели в бус, один из них спросил: «Что, в лес выводим или инвалида делать?». Те ответили: «Инвалида делаем, времени нет». Вот такое было!
В «бусе» было еще несколько, я так понимаю, омоновцев (опознавательных знаков не было). Один из них, увидев меня, сказал: «О, иди сюда – ты попал!». Закрывается дверь, меня бросают на пол – и минут пять бьют. Пять-семь человек, не переставая бьют, все вместе, удары были очень частыми. Я просто не понимал, откуда они шли: удар раз, два, три, четыре, пять, шесть… Они били вместе, в унисон, вдвоём-втроём. Устали, поменялись – вторые бьют. Позже, при осмотре выяснилось, что на спине остались красные точки: это следы от шипов на их ботинках. Били страшно: по позвоночнику, по спине, по голове, то есть, без разбора. Я чувствовал удары ногами (пятками) и дубинками, которые на самом деле только кажутся резиновыми. Они не резиновые: я предполагаю, там железный стержень, обтянутый резиной. Если таким по голове сделать 2-3 удара – всё!
Они несколько минут били, потом менялись и продолжали. Периодически я терял сознание, хотя в целом парень крепкий, нормально переношу боль. Но здесь было очень больно, на столько что мозг отключался.
Я физически подготовленный человек, закончил факультет физвоспитания, какое-то время обучался в Академии МВД. Это было 13 лет назад, но было. Год проработал в исправительной колонии с осуждёнными, и меня там обучали, что прикрывать надо, что не прикрывать, в случае избиения или захвата осуждёнными в заложники, как необходимо группироваться и т.д. Когда меня избивали, я это постоянно крутил в голове: опускал подбородок, старался закрыть внутренние органы, группировался. Для того, чтобы сохранить голову целой и мне не проломили череп (в том состоянии ярости, с какой они это делали, такое могло запросто произойти), засунул её, как гусеница, под сиденье. Там была земля от берцев, её запах я помню до сих пор. Даже мы в своё время так никогда не делали в колонии. Там были убийцы, морально изуродованные люди, насильники, я не участвовал никогда в избиении осужденных, но был свидетелем и понимаю разницу между, забивать как «свинью» и бить, чтобы просто «слушались». Они забивали…и постоянно твердили, что им за это ничего не будет. Хотя и то, и то считаю недопустимым, поэтому, собственно, и закончил работу через год в этой системе.
Видя, что я умело закрываюсь, они стяжкой перевязали мне руки и продолжили бить. Тогда уже закрываться стало невозможно. Единственное, что я мог сделать – это попытаться подтянуть ноги. Всё это меня действительно спасло от того, чтобы не стать инвалидом или оказаться с Ромой в земле. Хотя впоследствии мне констатировали перелом позвоночника.
Интересно, что одного из бивших я узнал: у него специфическая манера общаться. Мы с ним земляки, когда-то играли вместе в футбол.
В перерывах между избиениями были беседы, если это можно так назвать. Говорили, что у них якобы была мотивация меня так бить. Немногими часами раньше, около митинга я встретил корреспондента БТ – Александра Хоровца. Я с ним прошёлся. В разговоре с ним я спросил, действительно ли он верит в 81% за А. Г. Лукашенко. Он довольно цинично ответил: «Да!». Не видя больше смысла с ним разговаривать, я пошёл дальше.
В бусе, между избиениями, меня спрашивали: «Зачем ты избил корреспондента?». Но ведь такого не было, поэтому я правдиво отвечал: «Я не бил». Они снова начинали избиения, приговаривая: «Ты побил!». Пытались заставить меня признаться на видеокамеру в его избиении.
Комичная ситуация: я был избит полностью, находясь в полусознательном состоянии, а они мне кричат: «Ты бил!». «Нет, не бил!», — отвечаю. — «Ты бил!» — «Нет, не бил!». Вот так они меня заставляли «признаться» в том, что я бил корреспондента. Возможно, тогда даже я и хотел бы что-то придумать, чтобы меня оставили в покое для сохранения здоровья. Но мозг, воспалённый от боли, просто выдавал правду, как робот: «Не бил, не бил, не бил». Если это не пытки – то что?
Дальше мы приехали в РОВД, где я уже просто лежал, ходить не мог. Там несколько раз терял сознание. Кольцо, кстати, обручальное украли. Не знаю, почему. Документы вернули, а кольца обручального нет почему-то (впоследствии я нашел и вернул себе свое обручальное кольцо, но это отдельный квест).
Следователь в протоколе написал неверное место задержания, перепутал время изъятия вещей. Я указал на ошибку, и время исправили. Перечитав протокол, я написал, что несогласен с протоколом, хотя понимал, к чему это может привести.
Чуть позже меня перевезли на Окрестина. Во время транспортировки надо мной допускали разные шутки, в частности над моим плачевным состоянием. Я стонал постоянно из-за боли во всём теле. На левую ногу совсем невозможно было встать, поэтому приходилось передвигаться прыжками на правой. Любой обычный, разумный человек сам бы скорую вызвал, увидев, как я выгляжу. В автозаке, куда меня завели для перевозки, на полу лежал наш бчб-флаг. Мне сказали заходить в небольшое помещение, напоминающее железный кокон, мои плечи туда едва помещались. В нём было маленькое окошко с кулак, скорее всего, для воздуха. Чтобы попасть в «кокон» нужно было стать на флаг. Я не стал, перешагнул, насколько мог, на одной ноге. Со мной в автозаке были еще люди, по возрасту просто дети. Девочки по 19-20 лет. Напротив меня сидел молодой паренёк. Конвоир стал задавать вопросы, а когда мы молчали, бил дубинкой по этому кокону, эффект как одеть кастрюлю на голову и ударить палкой. Он достал сигарету, закурил и стал выпускать дым прямо туда, где мы сидели.
А мы некурящие, там и так очень все плохо с вентиляцией и еще и дым, очень тяжело было дышать. После конвоир начал приставать к молодому парню, у него были длинные волосы, чтобы его постричь, и машинку где-то нашли. Это выглядело очень мерзко, как подростки в ПТУ. В тот момент, когда они его вытаскивали, я предложил побрить мне бороду, коль им так хочется, и не трогать его. После этого они более-менее успокоились и привезли нас на Окрестина.
По приезду в ИВС на Окрестина, врач осмотрела меня, что-то записала, дала горсть таблеток и сказала их выпить, а ее саму позвать на следующий день. Тогда уже была глубокая ночь. С утра тоже дали обезболивающих таблеток. Я их выпил сразу, чтобы полегче было.
Суд состоялся через скайп. Те, кто был вызван в качестве свидетелей, воспользовались этим обстоятельством: при уточнении вопросов они просто выключали скайп. На меня давили психологически: два охранника стояли рядом, сопели, молча дубинками крутили. К тому времени я уже немного пришёл в себя и смог рассказать про обстоятельства задержания. «Свидетели» говорили, что задержание произошло на Победителей, 8 в 17.55. я же утверждал, что время верное, но место совершенно другое. Я предложил посмотреть видеозапись с камер наблюдения. Это замечание в протокол не внесли. «Свидетель» прокололся в показаниях о направлении колонны, но тем не менее, несмотря на все эти моменты, приговор – 15 суток по ст. 23.34, хотя у меня не было никаких отягчающих обстоятельств. Это было первое задержание. При чём, у меня на иждивении находится малолетний ребенок. После оглашения приговора «свидетель» смеялся и злорадствовал: «15 суток! Будешь знать, скажи спасибо что не 30».
В камере я снова почувствовал себя плохо и несколько раз просил позвать врача, чтобы дали таблеток. Долгое время никто не реагировал, но потом всё же просьбу выполнили. Пришла врач, сказала раздеться. Себя я видеть хорошо не мог, но ребята, которые были в камере, просто остолбенели от того, как я выглядел. Врач сказала их начальнику, что у меня точно ЧМТ и за это «тело» она ответственность нести не будет…
Меня перевели в ЦИП. Там меня осмотрела уже другая врач. Молодой конвоир, который присутствовал при этом, был просто ошарашен. Через какое-то время я почувствовал себя ещё хуже. Врач, заметившая это, сказала в итоге вызывать скорую.
Когда помощь приехала, одна девушка-врач заплакала, увидев меня. Я чувствовал, что эти врачи поддерживают меня, у них тряслись руки… Одна из них на ухо сказала, что заберут меня отсюда.
Характер моих увечий был таким, что о нём необходимо было бы заявить в милицию, хотя врач посоветовал этого не делать: могли быть последствия… Но я всё равно сказал заявить. Травмы сфотографировали, самыми серьёзными были черепно-мозговая травма, сотрясение мозга и перелом позвоночника. Я не захотел лежать в больнице и, получив от врача документы, поехал на такси домой. Остаться с этими «отморозками» один на один в бусе – это смертельно опасно, не оставляйте своих одних!
Теперь мне нужен был адвокат. Многие, узнав о моём деле отказывались. Но нашлась очень смелая женщина, которая не побоялась сотрудничества. Я написал жалобу по 23.34 в суд, заявление в СК по факту нанесения травм, попросил направление на судмедэкспертизу.
Думаю, что пройдёт некоторое время, и что-то обязательно изменится. Есть много людей, которые не написали заявление, но я считаю, что надо это сделать, ведь в конце концов, многие пострадали незаслуженно. О себе могу сказать, что я ни разу не судился, разве только по линии ГАИ, веду правильный образ жизни, имею прекрасную жену и дочку, исправно плачу налоги, — и разве поэтому едва не остался калекой? Я хочу, чтобы дело было открыто, поэтому решил написать, пускай даже под риском.
Это тяжелая история, и это мой опыт, после всего что со мной произошло я не опускаю руки, я борюсь боролся и буду бороться с этим злом на своей Родине, всеми доступными для меня способами. Где-то больше, где-то меньше, чем могу. Арсенал этих способов многогранен и разнообразен. Самое главное, я не хочу, чтобы это история Вас, читатель, демотивировала и запугала, ведь если вы превратитесь в мычащих, вечно ищущих себе оправдание «молчунов», то чем вы отличаетесь от «ябатек»? Как Вы смотрите по утрам в зеркало, зная, что люди, которые были рядом с Вами на маршах, которым Вы улыбались, апплодировали, сигналили, сейчас сидят месяцами в застенках, на железных прутьях? Пишите заключенным, помогайте кому тяжело, репостите правильные смысловые вещи, пишите жалобы (хоть кажется, что бесполезно, но это волеизъявление в любом случае). Я всегда думал: писать заключенным – это женское занятие, но совсем недавно написал сам. Выбирайте и действуйте, смотрите по утрам в зеркало на себя с гордостью.
— Сердечное спасибо! Хочу только спросить: как сейчас-то Вы?
Вопрос такой общий, что могу только ответить общим ответом: всё хорошо!
— Думаете ли Вы о возвращении в Беларусь?
Если режим сменится до года-двух, с удовольствием. Либо, если реально надо будет в Минск ехать и стоит ехать, семью оставлю, поеду.
— Можете ли поделиться тем, какую поддержку Вам оказал «Наш Дом»?
Одной из двух, оказавших помощь, организаций был «Наш Дом». Там мне помогли с адвокатом, то есть с обжалованиями. Большую часть затрат на услуги адвоката взяли на себя они. Предлагали помощь с продуктами, ведь на то время работала только моя жена, а я, как ИП, если не работаю, значит, денег нет.
[Иван подал обращении в ООН о применении пыток на территории Республики Беларусь].
МЦГИ «Наш Дом» готов поддержать и помочь тем, кто в этом нуждается. Это очень важно – оказаться рядом в тот момент, когда всё разрушено и кажется, что всё потеряно. Но если мы ещё вместе, есть надежда, что всё станет лучше.