МЦГИ «Наш Дом» продолжает серию интервью с актерами, которые вынуждены были покинуть Беларусь под давлением беззакония. Репрессии лишили их любимой работы, привычного круга друзей и коллег. Но, несмотря на это, люди не пали духом и продолжают трудиться и бороться, даже временно покинув Родину.
Сегодня мы предлагаем Вам беседу с Валентиной Харитоновой, актрисой Гродненского драматического театра, хрупкой, но смелой женщиной с чуткой душой. Мы поговорили о том, как актеры боролись за страну, сплотившись и сказав свое твердое слово незаконной «власти».
— Валентина, расскажите немного о себе, пожалуйста.
Меня зовут Валентина Харитонова, я родилась 25 октября 1951 года в г. Челябинске. Мои родители – из Ярцевского района Смоленской области. Во время войны моя мама эвакуировалась с моей старшей сестрой и двумя своими племянницами в Челябинск. Так мои родители оказались в Челябинске и там я родилась в 1951 году. В Ярцевский район они ездили, пока там кто-то был жив. Во время войны там всех расстреляли, кто успел убежать – те и спаслись. В Челябинске я закончила школу, среднее образование там получила. В Москве у моей мамы жили родственники, и я каждый год ездила туда поступать.
— Как вы решили стать актрисой?
Я все время занималась в театральных кружках во Дворце пионеров, потом ходила в серьезную студию, где были большие требования. После школы я в течение четырех лет пыталась поступить в Москве, но после третьего тура все время возвращалась в Челябинск. Работала в Театре юного зрителя в Челябинске помощником режиссера и думала, что уже не поступлю, так как вошла в достаточно взрослый возраст. Обычно туда молодых принимают. И тут в Челябинск приехал достаточно известный режиссер из Минска, спрашивал, почему я не еду поступать в Минский театральный ВУЗ. Я поехала в Минск и поступила в БГТХИ на отделение актёров театра кукол.
— А как складывалась Ваша актерская карьера?
Окончив четырехгодичный курс обучения и получив диплом, я решила посоветоваться со своими подругами, они учились на старших курсах и теперь работали в городе Гродно. Они сказали мне, что не хватает молодых и идет набор. Таким образом я оказалась в Гродно. С Сережей Куриленко, теперь моим мужем, мы учились вместе, общались как обычно и тогда никакой искры между нами почему-то не пролетало.
Мы оба оказались в Гродно и вместе работали активно над одним спектаклем в течение трех месяцев. И героиня, которую я играла, была влюблена в его, Сергея, персонаж (смеется). И вот тут-то у нас такая искра пролетела, проскочила – и получилась семья, очень любящая друг друга и трепетно друг к другу относящаяся. Потом у нас появилась дочка.
Актерская жизнь, особенно у женской половины, складывается не всегда удачно. Я больше актриса характерного плана, чем героиня. В общем-то, у меня все замечательно складывалось. Потом я ушла в декретный отпуск, а после занималась больше воспитанием ребенка. Была задействована в небольших ролях. Я – не ведущая актриса, считаю, что у меня сложные внешние данные: небольшого роста. Как-то вот так было: то белая полоса, то черная. Но роли были, и большие: и на белорусском языке, и на русском. А потом, когда Сергей получил диплом режиссера – тогда работы еще прибавилось.
— Скажите, когда Вы начали замечать, что страна идет не тем курсом?
Даже во времена Советского Союза он мне не нравился, по духу я всегда была оппозиционерка, по возможности слушала «Радио Свобода». Я понимала, что мы не свободны, что можно как-то по-другому. Цветаеву, Мандельштама, Пастернака и Оруэлла мы читали только в форме самиздата. За Лукашенко я ни разу не голосовала, меня устраивал Шушкевич, потом мы голосовали за Санникова, а потом мы вообще не ходили. Потому, что поняли: это как в брежневские времена, «выборы без выборов».
Была работа, было воспитание ребенка. И неприятие Лукашенко, как президента моей страны.
Слава Богу, что произошли события лета 2020 года, когда начали собирать подписи за кандидатов в Президенты и, оказалось, что народ «проснулся»!
— Расскажите о своем участии в протестном движении.
Мы ходили вместе с Сергеем, отдавали свои подписи. И тогда я увидела это движение, это было так здорово! Радовалась, что нас много и что мы можем что-то сделать, чтобы жить по-другому. Это была просто всеобъемлющая радость.
День, когда посадили Виктора Бабарико – это был просто «черный день».
Когда нас с Сергеем задержали, в РОВД женщина-милиционер спрашивала меня: «Как часто Вы ходили на митинги?» Я говорю: «Так с самого начала! Вы же видели, сколько народу выходило». Она согласно кивнула, но увидев глаза коллеги следователя, сама испугалась. Сейчас протест сохраняется, несмотря на это удушение, страшное и ужасное. Но мы все равно верим, надеемся и попытаемся сделать все, что от нас зависит, чтобы победить.
— Как Вы пострадали за участие в протестах?
Когда меня повели на допрос на второй этаж РОВД, я увидела, как вводили мужчину, всего в крови и синяках. Руки тоже все синие и чем-то связаны. Ужас какой! Вот тут мне стало страшно! Я спросила у женщины, которая меня вела: «Вы и с моим мужем будете то же самое делать?» Она промолчала. Еще, я спросила у нее: «Вы в детстве кем хотели стать?» Отвечает: «Хотела стать юристом и стала им». Я спросила, считает ли она, что занимается хорошим делом? В ответ она сказала, что «не знала, что все так будет». Видимо, они понимают, все-таки, что делают.
Когда меня посадили в автозак, запихнули в «стакан», то там уже сидела какая-то девчонка. Мы познакомились, ее звали Кира. Я сказала, что арестована первый раз, она посоветовала мне ни за что не говорить, что я пришла на митинг, сказать, что просто гуляла. Спросила, нет ли у меня в сумке каких-либо «протестных» предметов, я ответила, что у меня есть БЧБ-флажок. Она сказала, что нужно срочно от него избавиться. А как избавиться, мы же в «стакане». И мы стали проделывать дырку в подкладке моей сумки, чтобы спрятать туда флажок. Когда меня обыскивали, вывернули всю сумку, но флажок не нашли. Спасла флажок. Позже из РОВД нас отпустили, протокол оформили, но суда не было.
— Как Вас встретили в театре после освобождения? Администрация театра на Вас давила?
Как говорил мой муж Сергей, нас встретили, будто мы «вернулись с войны». Были и слезы, и объятья. Нас вызывал всех директор театра Гедич, но на меня особенно не давил. Я всегда говорила ему, что ходила гулять с теми людьми, с кем хотела. Он угрожал мне, дескать «если вас ещё раз задержат, вы понимаете, чем это может закончиться». Лишил нас премии, обещал вернуть ее, если мы «принесем справку, что были в РОВД». Ни за какой справкой мы не пошли, потом он и использовал против нас это «не закрытое замечание» то есть, выговор.
В октябре, 26 числа, мой муж и главный режиссер Мушперт пошли в забастовку, они нас очень убеждали, чтобы мы постарались не увольняться, поскольку мы нужны в театре. Я жалела, что в тот день также не написала заявление на забастовку.
На следующее утро я всё-таки сделала это, а вечером мы записали коллективное заявление на видео. 29 октября нас вызывали по одному, по двое. Мы просили не играть сейчас комедийные спектакли. Но директор был против, он считал, что мы должны играть только комедии. На другие спектакли вроде как публика не ходит. Разве можно веселить и развлекать зрителей в ситуации, когда в стране идёт война! Ни текст, ни эмоции «не идут». После забастовки последовали массовые увольнения, и многие из нас вынуждены были уехать из Беларуси.
— Как Ваше настроение? Как быт на новом месте? Чем планируете заниматься?
У нас карантин закончился, а в стране карантин до конца марта. Они его потихоньку снимают.
Пока что ни репетиций, ни каких-то встреч особенных нет. Мы выходили на митинг в поддержку беларусов, о чем я писала коллегам в Гродно. В Минске, например, сейчас не прогуляешься в белом пальто и красной шапочке, могут привлечь по 23.34. (Статья КоАП РБ «Нарушение порядка проведения массовых мероприятий» — Прим. Ред.). Знакомые из Гродно говорят: «Вам там легко, а здесь страшно».
Первое время, когда мы видели в Вильнюсе полицейских, внутри что-то неприятное проскакивало. Потом уже успокоились, поняли, что от полиции не исходит опасность. От страха быть задержанными или избитыми мы уже освободились.
Конечно, истосковались по работе. Нам обещали здесь творческие встречи, но пока это невозможно из-за карантина. Мы стараемся придумать какую-то программу, найти драматургию, истории, которые будут раскрывать трагедию в Беларуси. Над этим сейчас и работаем
— Скажите, какие-либо правозащитные организации помогали Вам?
Деньгами нам помогла организация BySol, от продуктовых наборов мы отказались, считаем, что кому-то нужнее; у нас хотя бы была небольшая, но пенсия.
«Наш Дом» очень помогал, организовал нашу релокацию, Ольга Карач до сих пор помогает уже здесь, регулярно выходит с нами на связь. Удивляюсь, как у нее времени хватает! Мы безмерно благодарны «Нашему Дому»!
— Что бы Вы хотели сказать соотечественникам?
Конечно же, чтобы у беларусов хватило терпения, чтобы вера, которая была в августовские дни, осталась. Беларусам сейчас очень тяжело, читаем обо всем, что делается этими ужасными людьми. Несмотря на то, что мы здесь, каждой клеточкой мы с ними! Мы за то, чтобы это зло наконец-то ушло от нас!
Свобода все равно будет, пусть не прямо сейчас, но будет! Мы этого очень хотим и верим!
Свое обращение к беларусам эта удивительная женщина произносила со слезами на глазах. Преступная власть очень «старалась» и «старается», чтобы лучшие люди нашей страны: врачи, инженеры, специалисты IT, актеры, журналисты и интеллигенция либо плакали, либо уезжали с Родины. Чтобы не мешали им дальше воровать, унижать и насиловать белорусский народ. Но скоро весна, и каждый любящий свою страну беларус понимает, что нам всем миром необходимо сказать свое последнее, решительное и твердое, слово.
МЦГИ «Наш Дом» помогал и будет помогать всем людям, в чей дом вломилось несчастье в виде беззакония, насилия и репрессий. Мы защитим каждого, кому не безразлична судьба горячо любимой нами Беларуси.
Фото предоставлено участницей интервью.