(Не)Детское дело

Интервью c  Татьяной Жигарь,

(д. Кукова, Ганцевический район, Бресткая область).

Интервьюер: Евгения Иванова

*Имена детей изменены

Е. И.: Ну, я начну с того, что попрошу вас представиться и немножечко о себе рассказать.

Т.Ж.: Ну, я родилась в Ганцевичах в четырехкомнатной квартире – у нас была. Потом вышла замуж в 18 лет, гражданским браком жили, это только в августе 2016 года расписались с мужем.

Е. И.: И сколько Вы так прожили?

Т.Ж.: 12 лет. Потом родился сын у нас. Лишили вот, меня первого сына, ну тогда я была сама виновата. Я насчет этого ничего не скажу – я была сама виновата в этом. Да.

Ну, училась, выучилась на берейтора (мастер конного спорта), так… ну так бы, практически ничего больше. Вот – работа, дом, семья.

Е. И.: Расскажите, пожалуйста, про ваших детей. Сколько у вас детей?

Т.Ж.: Двое. У меня сын, ему 22 января было 7 лет, он … в первый класс только пошел. Его забрали – ему было 4 года.

Е. И.: Вы можете рассказать, что произошло, почему его забрали?

Т.Ж.: Да, из-за пьянок. Ну, из-за пьянок тогда. Меня тогда лишили, я просто тогда ушла в водку, если честно… [надо] было глушить себя, потому что, я не знала, что тогда делать, я просто ушла в себя.

Е. И.: Когда мальчика забрали?

Т.Ж.: Да, когда мальчика забрали. У меня еще по онкологии – я онкологическая больная, вот … шесть выкидышей было, я не могла родить долго. Я Яночку, дочку, уже еле выносила. Думали, не выживет – синяя вся родилась.

Е. И.: Она выжила?

Т.Ж.: Да, еле спасли. Она недельку в реанимации в Барановичах полежала, а потом я уже с ней лежала в Барановичах в детской больнице. Вот. И выходила. Вот так. Ну, хорошие у меня дети.

Е. И.: А девочке сколько?

Т.Ж.: Год и четыре.

Е. И.: То есть, когда было четыре года вашему сыну и его забрали, лишили вас родительских прав вместе с мужем, да?

Т.Ж.: Нет, мужа не лишили.

Е. И.: Только вас?

Т.Ж.: Только меня.

Е. И.: Вы знаете, где он?

Т.Ж.: Он в **** районе так, как я знаю. В большой [приемной] семье, в математическую школу ходит. Вот.

Е. И.: А вот с дочкой что произошло?

Т.Ж.: С дочкой … да, было момент, это да. У сестры мы были. Да, я тогда выпила и приехали эти, социальные. Я тогда хотела покончить жиз… ну, с собой.

Е. И.: Когда забрали девочку?

Т.Ж.: Да, Яну. Я лежала в реанимации 5 дней, потом меня отправили на лечение в Кривошино, в эту больницу, я там отлежала, в марте 2016 г.

Е. И.: То есть Яну забрали в 2016 году?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: А можно, я спрошу. То есть, когда забрали вашего мальчика, Вы сказали – Вы ушли в запой, да?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: Помните, сколько времени Вы находились в таком состоянии? А потом Вы из него как-то вышли?

Т.Ж.: Когда лишили меня Антона?

Е. И.: Да.

Т.Ж.: Где-то месяц.

Е. И.: Потом вы из этого состояния вышли, взяли себя в руки, продолжили работать?

Т.Ж.: Да, я вышла на работу.

Е. И.: А когда, через сколько родилась Яна?

Т.Ж.: Через 6 лет.

Е. И.: То есть, потом Вы решили, что хотите еще детей, пытались забеременеть, у Вас не получалось, потом родилась Яна?

Т.Ж.: Да.

Е.И.: И когда родилась дочка – Вы уже не пили?

Т.Ж.: Нет, я уже не пила. [Только если иногда по праздникам, не уходя в запой].

Вы знаете, когда меня лишали [прав на] Яну, да, я, может быть бы, сорвалась, наверное, ну я сама себе подумала – что мне это даст, если я хочу добиться, я хочу дочь забрать. Не хочу уходить в запой, не хочу никаких стаканов, ничего больше – я хочу дочь забрать! Они меня лишили несправедливо.

И короче… когда там споймали? В феврале [2016 г.], в конце февраля нас споймали.

Е. И.: А с чего все началось? Расскажите саму историю, пожалуйста.

Т.Ж.: Позвонила сестра. Моя сестра живет в Ганцевичах. И… а мне надо было ей памперсы купить, и там деньги надо было отдать – там человеку должна была и мы поехали, купили шампунь ей, памперсы ей купили. Ну, и у меня ошпарена нога тогда была. И мне надо были эти таблетки и мази эти. Мы поехали, Рита там… бутылка, вторая, ну… думаю, никто меня уже не увидит.

[Изначально Татьяна хотела остаться у сестры только до вечера. Дочку она уложила спать в соседней комнате. Взрослые выпили примерно 2 бутылки водки на четверых. В какой-то момент в квартиру сестры приходят органы опеку].

Е. И.: А как они узнали, что Вы там?

Т.Ж.: Не знаю. Не знаю, как они узнали – без понятия. Они сказали, что приехали проверить, как … Они у меня до этого случая где-то пару дней назад были они. Приезжали. И все хорошо было. Вот. И они приехали по типу посмотреть – как, что. И меня дома не оказалось, как они узнали, что мы у сестры , я не знаю. Они туда приехали, туда-сюда, я еще не ходила, я на ногу не могла встать. Я кри… я говорила – я щас вызову машину, вызову такси, я говорю, я поеду домой, с ребенком все будет хорошо (вздыхает). Нет, они забрали.

Е. И.: Они сестру пришли проверять?

Т.Ж.: Нет, за мной именно.

Е. И.: То есть, они приехали за вами, видели, что Вы в нетрезвом состоянии? И они тут же забрали ребенка?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: Составлялись ли какие-то протоколы?

Т.Ж.: Да, вроде бы.

Е. И.: Вы их читали? Подписывали?

Т.Ж.: Не подписывала.

Е. И.: Сказали, куда ребенка забрали?

Т.Ж.: В детское отделение. Я поехала с ним … мне тогда в голову, я не знаю, короче, мне, она вот сразу, эта, с Белого дома, она сразу сказала мне – по типу … пойдешь на лишение.

Е. И.: Кто сказал?

Т.Ж.: Андрейчук Светлана Сергеевна.

Е. И.: А кто она?

Т.Ж.: Она по опеке.

Е. И.: Она приехала вместе с этой комиссией?

Т.Ж.: Да, это уже было в приемном покое. И… она сказала, по типу – пойдешь на лишение. И тут, короче, я попадаю в Кривошино в больницу на … суицид у меня был.

Е. И.: А что произошло?

Т.Ж.: Я … ну я…ну кор…короче, по порядку: ее отправляют в больницу, я еду с Янкой в больницу, я не знаю, что-то у меня вот…не знаю, может, это в состоянии алкогольного опьянения тогда было, я не знаю. Мне когда сказали, идешь на лишение… А Вы знаете, мне уже терять как-то нечего. Рожать я уже не могу – детей у меня после операции больше никогда не будет, ну думаю, ну зачем мне тогда жить? Я приехала домой, мама поехала к Яне, я попросила: «Мама, приедь до Янки пока, а я… по типу…» Не сказала правду, ну, по типу, пойду по своим проблемам. Ну, приехала домой, наелась крыс… крысиного яда (вздыхает). Крысинового, вот. Тут приезжает опять милиция ко мне, меня в приемный покой, там чистят, отправляют в реанимацию, короче, меня спасают и через пару дней отправляют на лечению, что по типу суицид был.

Е. И.: Какое лечение? С психологом?

Т.Ж.: Да, да.

Е. И.: Принудительно или Вы хотели?

Т.Ж.: Ну просто… знаете, я потом подумала … потом, мне правда, позвонила … с Белого дома, не помню, как ее …зовут… ммм… не вспомню. Она говорила: «Таня, не переживай мы только заберем ее на полгода, ну, промежуток этого времени». Я уже как-то более-менее успокоилась, меня продержали там 10 дней, выпи… выписали, все, я успокоилась. Выписалась, я пришла на работу.

Е. И.: Белый дом – это администрация или что это?

Т.Ж.: Ну,да … там у нас заседание комиссии по делам несовершеннолетних.

Е. И.: То есть, когда девочку забрали, Вы поехали вместе с комиссией в больницу? А в больнице Вы посмотрели, что у нее все в порядке и приехали домой?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: Попросили маму поехать?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: И выпили крысиный яд?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: А почему появилась вдруг милиция?

Т.Ж.: Без понятия. Да, просто пришли домой…Когда я яд еда, это было видно по губам – у меня все синие губы были. Они мне: «Что принимала?». Я говорю: «Не скажу». Это Ольга Александровна Мелеховец была тогда. «А у меня как раз упаковка здесь валялась. Она поняла меня…

Е. И.: И тогда вас отвезли в больницу, прочистили вам желудок?

Т.Ж.: Положили в реанимацию. [Потом] меня уже завезли на «скорой» в больницу туда.

Е. И.: Из больницы вас направили на лечение?

Т.Ж.: Да. В Кривошин. Ну, там наркологическая … диспансер какой-то. Я там пролечилась 10 дней.

Е. И.: Это было как-то связано с лечением от алкогольной зависимости?

Т.Ж.: Ну да, я там и такое проходила.

Е. И.: Это было насильно сделано?

Т.Ж.: Нет.

Е. И.: То есть, Вам предложили и Вы сказали «да»?

Т.Ж.: Да, потому что я поняла – если у меня ребенка не заберут насовсем, значит, мне надо силы, мне надо держаться.

Е. И.: Когда Вам предложили лечение?

Т.Ж.: Я уже была в больнице, мне позвонили и сказали [что Яну заберут всего на пол года].

Е. И.: И Вы согласились, чтобы вернуть ребенка?

Т.Ж.: Да, да. И вот все хорошо – и приезжала комиссия, акты составляли, что у меня все хорошо, только я их не подписывала – я их даже и не видела, эти акты. Это так говорили, что хорошо все, все чисто, все дома тепло – все отлично. Не пьют, на работе все хорошо, все отлично.

Тут 4 августа я выпила кружку пива, показало 0.04 [промилле] у меня, все – и на лишение.

Е. И.: То есть, получается, эти полгода прошли уже?

Т.Ж.: Да. Мне надо было Яночку забирать в сентябре месяце.

Е. И.: И вас регулярно в эти 6 месяцев проверяли?

Т.Ж.: Нет, нет. Ну, максимум за эти 6 месяцев их было три раза у меня.

Е. И.: Три раза за полгода. И каждый раз было все в порядке?

Т.Ж.: Да, все было хорошо. Вот именно, что в августе … в июле, 29 июля меня споймали – 0.04, но я трезвая была, я просто кружку пива выпила.

Е. И.: И как это обнаружилось – это кто-то видел, что Вы пьете пиво?

Т.Ж.: Я не знаю. Скорее всего, кто-то позвонил.

Е. И.: То есть, Вы дома это выпили?

Т.Ж.: Да.  Был муж и сестра была. Сестра была с мужем. Пили водку, ну я думаю – я не буду рисковать, потому что у меня ребенок маленький, мне надо забрать его. И вот. И у меня показало ноль это четыре. Я им доказывала, что ну…

Е. И.: И кто-то сказал вам – что уже точно на лишение, что уже в сентябре вам ее не отдадут?

Т.Ж.: Они, когда садились в машину, сразу сказали.

Е. И.: Это кто они?

Т.Ж.: Это Антонович … Антонович фамилия, потом Мелиховец Ольга Александровна и Андрейчук Светлана Сергеевна.

Е. И.: А они кто здесь?

Т.Ж.: Так, это Мелиховец Ольга Александровна – это милиционер, потом … ммм… вторая у нас идет заместитель председателя по делам … по делам несовершеннолетним и эта Андрейчук по… по … опеке. Вот они втроих.

А до этого еще, пока меня не лишали, когда у меня было все хорошо, она, эта Андрейчук, сидела на этой кровати и на меня говорит: «У нас … у меня уже есть запрос по типу на вашего ребенка». Типа, позвонили, она понравилась, ну, Янка, ее хотят по типу удочерить. Я говорю: «Как удочерить? Я говорю, во-первых, это мой ребенок!». И тут такая ситуация получается, что меня споймали 0.04 [промилле], то мне сказали: «И что ты одна против нас добьешься?». Мммм… и такая чушь в этих документах, это волосы дыбом встают!

Е. И.: Когда эта Андрейчук из опеки Вам сказала, что поступил «заказ» на ребенка?

Т.Ж.: Это где-то в июле… да, в начале июля.

Е. И.: То есть, девочка уже 2 месяца там?

Т.Ж.: Да, уже была. Уже был заказ у них.

Е. И.: И она вам сказала еще в июле, что Вы ее не увидите?

Т.Ж.: Да, уже… что уже позвонили, по типу,  им понравилась. Но она сказала этим людям, что … я пока не лишена, будем ждать, пока …ну, дала намек. И вот и все.

Е. И.: И в августе Вы им дали формальный повод, за который они ухватились?

Т.Ж.: Да. 0.04…

Е. И.:  Вы говорите, что в документах, была полная чушь. Расскажите, пожалуйста, про это?

[Татьяна уходит, возвращается с документами]

Т.Ж.: Я говорю – мы все сделали, все. Вот, что – мы и расписались, ну все мы сделали, что надо, но все равно … они пошли на это и все… они пошли до конца. Я уже подавала и на высшем, что ж, как она сказала, конечно, кто я одна против них.

Е. И.: И когда вас лишили родительских прав?

Т.Ж.: В Ганцевичах меня лишили в ноябре [2016 г.].

Е. И.: И девочку сразу усыновили?

Т.Ж.: Нет. Она еще в приюте.

Е. И.: Вот Вы подали кассационную жалобу, и в ней отказали. Вы что-то делаете сейчас в этой связи?

Т.Ж.: А что я могу?

….

Е. И.: А вы к девочке, к Яне, ездите?

Т.Ж.: Да, да, да. Да. Вот, я когда езжу… вот, когда езжу, я ей и памперсы, я ей и продукты, , питание привожу. Ну, все, что надо – шампуни, ну все, что надо я ей привожу. Абсолютно все (шуршит бумагами).

Е. И.: А почему Вам кажется, что Вас лишили прав несправедливо?

Т.Ж.: А знаете, почему? Смотрите – вот, у нас человека споймали, там было 2.3 [промилле] у нее показало, ее не лишили, даже на суд не позвали.

Е. И.: Здесь, у вас в деревне?

Т.Ж.: Да, она просто в Ганцевичах сняла квартиру и ей отдали дитя.

Е. И.: То есть вам кажется, именно к вам была такая несправедливлсть?

Т.Ж.: Конечно, конечно. Только ко мне.

Е. И.: А еще Вы знаете какие-то семьи, у которых забирали детей, потому что родители были в нетрезвом состоянии?

Т.Ж.: Да, нет.

Е. И.: Но Вы знаете одну семью, на которую даже в суд не подали?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: И не забрали детей вообще?

Т.Ж.: Да, там один мальчик вроде бы.

Е. И.: А откуда Вы знаете, что они там пьют?

Т.Ж.: Знаете, деревня маленькая – все знаем.

Е. И.: И к ней тоже приходит участковый?

Т.Ж.: Да, к ней приехали… это было в четверг, да, она в пятницу поехала, сняла квартиру, после выходных она вроде бы поехала бы уже с ней.

Даже вот, Гузаевский [Главный редактор газеты «Ганцавiцкi Час»] читал вот это, он за голову взялся – такую чушь уже писать! Вы знаете, у меня такое ощущение и правда, что у нас продают просто детей.

Е. И.: А кто вам помогал писать кассационную жалобу?

Т.Ж.: Никто.

Е. И.: То есть, Вы сами все?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: А почему Вы решили писать кассационную жалобу?

Т.Ж.: Ну, а куда я еще могу заявлять?

Е. И.: То есть, последняя такая…

Т.Ж.: Да, была надежда. Вы знаете, у меня уже такая мысль: посещать… продать почку, наверное, может, и заплатить адвокату, я не знаю, уже к кому мне обращаться. Чтобы мне кто-то помог в этом случае. Дочку вернуть!

Е. И.: Вы знаете, что Вы можете восстановиться в родительских правах?

Т.Ж.: А ее могут … ее могут…Вы понимаете, ее могут … удочерить. Будет поздно.

Е. И.: …если ее удочерят, Вы даже не будете знать, где она, я так понимаю?

Т.Ж.: Да.

Е. И.: И что Вы по этому поводу думаете и чувствуете?

Т.Ж.: Что я чувствую? Не дай Бог каждому такое, конечно. Я даже кроватку не могу разобрать, у меня руки не поднимаются (плачет).

Е. И.: А как давно Вам отказали на кассационную жалобу, Татьяна? Вы помните?

Т.Ж.: (шуршит бумагами). Возражение на кассационную жалобу… (продолжает шуршать бумагами, листает)

Е. И.: А Вы больше не разговаривали с органами опеки по поводу того, что Вам делать, они Вам ничего не рекомендовали?

Т.Ж.: Нет. Да где ж! Мне же сказали – делай сама, что хочешь. Все.

Е. И.: То есть, тогда они вам позвонили и сказали: «Не переживай, мы всего лишь на полгода ее заберем», да?

Т.Ж.: Да. А это вот – 0.04 и все, меня на суд.

Е. И.: А еще у них были к Вам притензии?

Т.Ж.: Да нет. Да, у меня характеристики на работе отличные. Начальница все, обо мне на работе хорошего мнения. И коллектив хороший. Ну, я не знаю, что им еще надо.

Е. И.: А как Вам кажется, если Вы девочку вернете, Вы больше не будете пить?

Т.Ж.: Нет, никогда. Мне только ее вернуть надо (плачет).

Е. И.: То есть, в принципе получается, что сейчас основная задача сделать так, чтобы девочку за год… сколько уже решение длится, Вы говорили, с какого месяца?

Т.Ж.: Меня Брест лишил… Брест лишил … в декабре.

Е. И.: То есть, вот до следующего декабря, чтобы ее не удочерили? И тогда Вы сможете восстановиться, да?

Т.Ж.: Ну да. Ну ее, конечно, удочерят. Уже был заказ. Вот.

Е. И.: А как часто Вы к ней ездите?

Т.Ж.: До операции ездила два раза в месяц.

Е. И.: Что у вас была за операция?

Т.Ж.: По-женскому. У меня … шейку матки удаляли, а там еще надо будет матку удалять.

Е. И.: Это из-за онкологии?

Т.Ж.: Да, из-за онкологии. Да, я говорю, я была раньше виновата, я ничего не скажу … ну, теперь, ну, я не знаю… раньше я была виновата, забрали на полгода, я была виновата в этом, да, это моя вина.

Е. И.: Ну, после этого Вы сделали все возможное?

Т.Ж.: Ну, конечно, я и закодировалась, в сентябре ж закодировалась, мне даже органы опеки в приюте: «Таня, мы сделаем все возможное по типу, чтобы … не лишили». Вот. Ну, и расписались [с гражданским супругом]. Мы и закодировались заново, где же справки были кодировки (шуршит бумагами) … это не здесь, наверное, вот … кодировка. Заключение вот брака. Вот, это, что он взял отцовство. Они говорили, мы все делаем, мы все делаем!

Е. И.: То есть, они сказали, что для того, чтобы Вам вернуть дочь, Вам нужно заключить брак?

Т.Ж.: Да! Мы все сделали!

Е. И.: А в чем была проблема, почему было нужно заключить брак?

Т.Ж.: Я не знаю… потому что мы жили долго сколько лет, и по типу, не расписаны.

Е. И.: А почему их должно это волновать?

Т.Ж.: Ну, их волнует это, особенно Антонович Ольгу Владимировну. Так, очень сильно ее волновало об этом.

Е. И.: Получается, что Вас заставляли выходить замуж?

Т.Ж.: Ну, да.

Е. И.: Как вам это было?

Т.Ж.: Ну, как? Никак. Мы все сделали ради дочери, все.  Вот, 11 октября нас лишили. Я до суда все кабинеты оббегала, все, все, чтобы кто-нибудь мне помог. Ну, я что, валялась что ли, говорю, у меня там 0.04 промилле показало, ну? Что у меня ести не было дома или я не знаю? «Нет, у вас все так хорошо, но показало»… ой… к кому и кто… она сказала: «Куда бы ты ни… все это будет бесполезно».

Е. И.: Это Вам кто сказал, что будет бесполезно?

Т.Ж.: Андрейчук [из органов опеки]. Что все бесполезно. Как она сказала: «Кто ты одна такая против нас?». Ну, конечно, кто я одна такая против них?

Е. И.: Где Вы сейчас работаете?

Т.Ж.: На КЗС.

Е. И.: Это?

Т.Ж.: Это зерноток. Я вот уже пятый год так работаю – а написали по типу, что это они меня устроили. Как они меня устроили, если я уже 5 год там работаю?

Е. И.: Органы опеки?

Т.Ж.: Что они …ну трудоустроили меня.

Е. И.: А для чего они это сделали?

Т.Ж.: А я не знаю, для чего это им надо. Это ужас какой-то. Я там работаю, говорю, уже пятый год, с мужем говорю – ну, как это они меня трудоустроили, если я там работаю пятый год?.

Е. И.: А как муж это все переживает?

Т.Ж.: Ну как … ну, я бьюся, а ен …

Е. И.: Не очень помогает?

Т.Ж.: Ну, вы знаете – когда-то сына хотела найти Антона, мне сами в милиции сказали: «Не ищи, потому что сядешь».

Е. И.: Почему?

Т.Ж.: Не знаю, нельзя, потому что мы тебя закроем. Это было через месяц – Антона забрали, я тогда вышла с этого транса, ну, с запоя.

Е. И.: И решили его найти?

Т.Ж.: Да, я хотела, я спросила их… в этот ходила, в приют, вот, к нам в Ганцевичи ходила узнать, хотела, ну никто мне ничего не сказал, ничего.

Е. И.: Его усыновили?

Т.Ж.: Да, усыновили.

Е. И.: А именно поэтому вам сказали, что Вы не можете забрать?

Т.Ж.: Да, а потом мне знакомая сказала: «Таня, лучше не ищи, потому что тебя закроют».

Е. И.: Это знакомая из милиции сказала?

Т.Ж.: Да. Закроют, потому что это… Вот так. Ой… (вздыхает).

Е. И.: Вы скучаете по ней?

Т.Ж.: Очень. У меня фотографии есть, я не могу просто … (плачет) я их очень редко смотрю, потому что у меня … не получаются (листает фото в мобильном телефоне). Только это единственное, что у меня осталось (плачет).

Е. И.: Не опускайте руки. Особенно, если не хочется опускать руки – не надо.

Т.Ж.: Я не… я боюсь опустить руки, потому что я опять сойду в запой, я не хочу этого, я хочу забрать ребенка – вот и все, что мне надо (плачет).

Е. И.: Я понимаю, Татьяна.

Т.Ж.: Говорю, сейчас уже год будет, как ее забрали, а я ничего … ну ничего не могу… толку стучать в какие-то двери, если они закрыты перед тобой (плачет). Ой… Мне все слова ее: «Кто ты одна такая против нас?». Ну, конечно, кто я такая? Никто. Обыкновенный работник, вот. …вот попала я в тяжелый момент, так Вы помогите мне из этой ямы выбраться, так они нас еще наоборот топчут. Нас, понимаете? Что мы вообще бы загнулись. Вот и все (плачет). А я, еще когда подавала … на… Брест, суд, ну, это обжалование, они… они не думали, что я буду обжаловать. Никто не думал, что я буду обжаловать. На меня еще: «Ты еще и деньги пошла то типу… 800 тысяч на эту…». Я готова, говорю, готова, я все готова отдать, только, что ее забрать. Я все готова отдать … я готова переехать, я готова, я не знаю… я на все готова, чтобы … только забрать. Я уже больше не могу. И сорваться боюсь, потому что … это к хорошему ничему не приведет.

Е. И.: Нет. Татьяна, держитесь! Держитесь, нельзя срываться.

Т.Ж.: Мне тут только спасает, что эта работа и муж дома, и еще мама с папой помогают.

Е. И.: Как они эту ситуацию переживают?

Т.Ж.: Ну, они … меня спасают! Они помогают и всем помогают – и словами, и так вот, когда я, вот на больничном была полтора месяца, чтобы одной дома мне не оставаться, наверное, боялись, мама ко мне приходила, чтобы хоть какое-то разнообразие было.

Е. И.: Они ездят тоже к Яне?

Т.Ж.: Нет, только я с Сергеем.

Е. И.: Сергей – это муж?

Т.Ж.: Угу. Но он у меня только три раза был, он на работе … он у меня обязан, ну, там … на зернотоке он травил зерно на поле – то его тогда не отпускали, то летом я одна … два раза на месяц ездила. Еще в приюте смеялись с меня, говорит: «Не каждая мама, говорит, два раза на месяц будет ездить и сумки волочить» (смеется). «Извините, говорю, это мой ребенок, я обязана, говорю, ей памперсы предоставить и все остальное». А звоню то каждый день.

Е. И.: Каждый день?

Т.Ж.: Каждый день звоню. На меня еще говорит: «Мы же вам вчера говорили, что с ней, зачем так часто звонить?» (смеется).

Е. И.: А сколько ей сейчас?

Т.Ж.: Ей? Год и три.

Е. И.: Когда ее забрали, получается, было 3 месяца?

Ж. И.: Так… сентябрь, ноябрь, декабрь, январь – четыре. Четыре месяца… (вздыхает). Ой, не знаю… у меня все Сергей говорит [смотрит на кроватку детскую] … не трогай, говорю, вдруг … вдруг, ну, а вдруг, ну, я не знаю… ну а вдруг… может, чудо, якое буде…что-нибудь на этом свете. Может, ну, я не знаю, к тому там обращаться … адвокаты у нас очень дорогие, почти три миллиона, где я такие деньги возьму? Нигде. Вещи все [детские]…шкаф открываешь, аж слезы текут, не могу … не смотреть, ничего (плачет). После работы приходишь, добре, что вот домашними делами занимаешься, ну, поехала б крыша, честное слово, одна мысль – только про нее, что делать дальше? Только одни мысли – что делать дальше, куда идти, куда бежать, кому кинуться?

Никто не может этого понять, никто не может этого понять, что у меня здесь делается. Все думают, что я улыбаюсь – мне все по-любому, да не по-любому мне это все. Говорю, жизнь бы отдала, только бы она была со мной (плачет).

Е. И.: Мне очень хочется надеяться, что Вы сможете через год вернуть ее.

Т.Ж.: Если я не верну – ее удочерят (плачет).

Е. И.: Но прошло уже два месяца, она же еще здесь.

Т.Ж.: Она еще в Пинске. У меня, Антона, когда меня лишили, через неделю приехали, его уже усыновили или через неделю.

Е. И.: Даже не подождали, пока Вы получите возможность обжаловать это решение?

Т.Ж.: Да, его уже усыновили. Тогда приехали, забрали свидетельство о рождении, я тогда, правда, не знала, зачем оно. Говорю: «Зачем оно вам?». Она сказала, по типу, ксерокопию сделаем, то типу привезем, а потом, оказывается, им это для усыновления надо.

Е. И.: Так Вас еще и обманули?

Т.Ж.: Да. А вот это, я сказала, свидетельство о рождении я не отдам! Там что хотят делают.

Тогда [с Антоном] я сама виновата…Сама виновата… Только теперь я поняла.

Е. И.: Вы сожалеете о том, что так?

Т.Ж.: Конечно! Конечно, сожалею. Лежу и думаю, если бы машину времени какую-нибудь … вот это время назад вернуть!

Е. И.: Что бы Вы тогда сделали?

Т.Ж.: Я бы все, я бы изменила абсолютно все! Особенно свою жизнь, жизнь бы изменила.

Е. И.: Расскажите, какой Вы ее видите, как бы Вы ее изменили?

Т.Ж.: Без водки, без пьянок, каб мне дети при мне были. Вот и что…вот я ладно Антона не могу больше вернуть, ладно, может, он вырастет и поймет меня. Но я дочь хочу вернуть. Она еще маленькая.

Е. И.: Вы готовы полностью изменить свою жизнь?

Т.Ж.: Абсолютно, абсолютно, абсолютно. Так мы и теперь вот – мы не пьем.

Е. И.: Больше не пьете с мужем?

Т.Ж.: Нет.

Е. И.: Молодцы!

Т.Ж.: Так я и боюсь – чтобы мне не сорваться, понимаете?

Е. И.: Я понимаю, Татьяна, держитесь, пожалуйста.

Т.Ж.: Да я хочу… почему я не могу сорваться – я хочу забрать дочь. А как ее забрать – я не знаю. Это была уже моя последняя надежда на Брестский суд. Как ее забрать, как? Как …ой, тяжело.

Е. И.: Я буду надеяться вместе с Вами, что что-то получится.

Т.Ж.: Надеюсь. Я же говорю, я излечилась, честно, я уже в чудо начинаю верить (плачет). Честное слово, я уже … я уже до такой степени стала суевер, что я… во все, я уже во все буду верить, главное, чтобы помогло. Мне уже даже в Барановичах после операции было – к нам священник приходит. Я пошла, спустилась, я поверила в Бога, я поверила в этого священника, что он мне дитя поможет забрать, я буду, я говорю … во все буду верить, главное, чтобы оно мне помогло. Я говорю – и на работе все хорошо, и характеристики хорошие. Не знаю.

…Она у меня уже пошла. Воспитатель говорит: «Ну, мы теперь двери за нею закрываем». Я говорю: «А чего?». «На носочки становится, двери открывает».

Е. И.: Вам сейчас главное – держаться надо. Вы молодец. Не сдавайтесь. Этот год может оказаться очень решающим.

Т.Ж.: Да, с сентября месяца, давно не брала…

Е. И.: Татьяна, спасибо вам за ваше время.

*  *  *

Через пару месяцев после интервью, мы созвонились с Татьяной. Оказалось, что Татьяна получила информацию, что ее дочки больше нет в Пинском доме ребенка, ее удочерили, о чем Татьяна не знала. Более того, ей сказали, что девочку удочерили еще в декабре – ДО того, как ее лишили родительских прав по суду. При этом в детском доме, когда Татьяна звонила в декабре и в январе, ей говорили, что с дочкой все в порядке и ни о каком удочерении не упоминали.

Когда Татьяна обратилась в милицию и в местную администрацию (райисполком Ганцевичского района) за информацией, ей и там, и там сказали: «Не суйся! Будешь продолжать,  мы тебя посадим».

Татьяна уверена, что ее девочку «продали». Ведь еще, когда дочку только временно изъяли,  Антонович Ольга Владимировна (зам. главы местной администрации Сороки) сказала матери, что на ее дочь есть заказ и что ее быстро удочерят, то есть Татьяна назад свою дочь не получит