Мать двоих детей 4 и 7 лет, обвиняемая в избиении участкового, написала активистке «Нашего Дома» Олесе Садовской письмо из СИЗО. Четкие буквы на клетчатой бумаге из школьной тетради сложились в грустный рассказ. Приводим его с незначительными сокращениями и редакторской правкой.
У меня нелегкая ситуация произошла.
Я работала на ОАО Белшине в три смены, так как мне надо было содержать сына Ивана и дочь Ульяну. В одну смену работы тогда не было. Когда я просила начальство перевести меня в одну смену, чтобы работать за пределами завода и подзаработать деньги, оно всячески отказывало мне, говоря, что сейчас сложная ситуация на заводе и меня не могут перевести в одну смену. Но я не сдавалась, я мать и не могу быть слабой. Я знаю и понимаю, что без работы в наше время никуда, тем более у меня двое деток на руках. Поэтому я продолжала работать.
…
Мои дети часто болеют. У сына в течение года, раз или два раза было обострение, и я ломилась с ним в больницу.
…
Вот с чего началась моя сложная ситуация.
Когда у меня заболела дочь, я отправила ее в больницу, то есть завезла туда сама. Мне нужно было работать в три смены и смотреть старшего сына, который пошел в школу с шести лет, учится отлично, и вообще хороший мальчик, послушный.
Когда я работала в ночные смены, то сынулю смотрел папа или бабушка, ей 90 лет. Она хорошо справлялась, когда хорошо себя чувствовала.
…
Я выросла в интернате и как никто понимаю, что такое жить без родителей и как несладко детям там находиться даже в хороших условиях. Никто никогда не будет так любить ребенка, как любит его родная мама.
Я обратилась в отдел образования … сказав, что работаю на выходные и не могу забрать дочь с больницы, а если и заберу, то ее не с кем оставить. Они выслушали меня и, проигнорировав, сделали вывод, что семья неблагополучная. Не приходя ко мне домой, не осмотрев условия проживания детей. Никаких актов составлено не было – ни хороших, ни плохих. Тут все и закрутилось.
В апреле месяце этого года, 18 числа, я с сыном с утра поехала на кладбище к своим родным, чтобы убраться. После чего я позвонила заведующей больницы Мальковской Лилии Ивановне (судя по всему, речь идет о заведующей детским отделением, в котором лежала дочь Ульяна – «НД»), что я приеду за дочерью, на что она ответила, что доченьку не отдадут, так как документы пошли в отдел образования. Но я все равно поехала с Ванюшей в больницу, чтобы навестить Ульянку и выяснить, на каком основании мне не отдают мою дочь.
По прибытии в больницу я зашла к Ульянке в палату, одела ее и вышла с ней из палаты.
…
Заведующая Лилия Ивановна сказала, что ее отдадут в приют. Про сына сказано не было. Я слышала, как звонили в милицию, и решила дождаться, пока приедут по вызову. Вскорости приехал участковый Толстик с шестого опорного пункта Ленинского район.
Не объяснив ничего, Толстик начал выхватывать с рук Ульянку. Я просила его объяснить, по каким причинам все это происходит. Но он мне не стал объяснять, сказал только, что потом все узнаешь. В общем, на этой почве у нс с ним начал происходить конфликт.
Он ударил меня ногой в живот, стал заламывать мне руки, в общем применил в отношении меня физическую силу. Я начала потихоньку понимать, что происходит. Ранее я три года проживала с милиционером и знала, как часто поступают с мамами…
(часть абзаца вымарана)
…пошла на остановку, села в троллейбус, купила билет. Но за мной проследовал участковый инспектор, который … не объясняя, что происходит, стал заламывать мне руки и удерживать от того, чтобы я не вернулась в больницу…
Приехал второй (как видно, речь идет о начальнике инспекции по делам несовершеннолетних РУВД Бобруйска Александре Позняке – «НД»)… вместе заломали мне руки, так же применив удар коленом в живот, надели наручники и доставили меня в отдел. В отделе, не осмотрев и не разговаривая со мной, и не ознакомив меня с какими-либо документами, всячески делали мне больно, закрыли за решетку.
Чтобы скрыть побои, которые были на мне, они… ссылаясь на то, что я беременна, завезли меня в роддом. Если бы сотрудники милиции завезли меня в больницу, там бы зафиксировали, что я трезвая и на мне имелись телесные повреждения. Меня завезли в роддом, потому что там нет осмотра. …
…в роддоме… отправили домой. Я поехала домой, где ждал отец детей. Спросил, почему я была недоступна, я ему все объяснила.
На протяжении всего времени, пока меня не закрыли в тюрьму, я всячески пыталась понять, что происходит. Обращалась в отдел образования, просила вернуть детей. Но они меня всячески игнорировали, ссылаясь, что работаю в три смены. Я просила, чтобы мне дали работу в одну смену, но мне отказали.
Через некоторое время я узнала, что на меня заведено уголовное дело. Начала писать в генеральную прокуратуру Минска с просьбой, чтобы они разобрались, почему у меня забрали детей. Прокуратура начала делать запросы вместе с президентской комиссией. Что они отписывали, я не знаю.
Но меня всячески продолжали провоцировать.
…
Пока я находилась на свободе, я продолжала работать, постоянно навещала детей, интересовалась ими. Пыталась выяснить, в чем дело, просила вернуть детей. Но мне всячески уклонялись отвечать. Я бы могла многое указать в письме и доказать на сто процентов многие факты. Но меня оградили от всего этого, заключив под стражу.
…
В тюрьме все строго, люди, которые здесь служат, добросовестно относятся к своим обязанностям. Я сравнила их и тех, кто работает в милиции. …Если бы поменять их местами, то, может, и меньше было бы таких ситуаций как у меня.
…
На тюрьме начальство получше, чем на воле. Да и кормят здесь хорошо, чистая постель, баня, прогулки. В общем, режим здесь приемлемый. Строгий, но не варварский.
…
Олеся, я в шоке от всего происходящего. Я своих детей хотела и рожала, и хочу быть со своими детьми вместе, т.к. это моя кровь, моя жизнь. Я не могу без них жить. Я не хочу, чтобы они воспитывались в других семьях или в приюте при живой нормально матери. Я считаю, что я была и есть хорошая любящая мать. Да, трудности бывают в каждой семье, но я их люблю и очень за них переживаю. И я увидела, что они тоже меня любят и скучают. Я не та мать, у которой надо забирать детей. Я не пьяница и не неадекватная, какой хотят меня сделать. Я не понимаю этих людей, которые нет, чтобы помочь в тяжелой ситуации матери, наоборот, топят семью.
«Наш Дом» напоминает: 27-летнюю жительницу Бобруйска, сотрудницу «Белшины» и мать двоих детей судят по ст. 364 УК («Насилие либо угроза применения насилия в отношении сотрудника органов внутренних дел») за инцидент, произошедший у бобруйской больницы 18 апреля этого года. Следствие уверяет, будто бы женщина вела себя агрессивно, вступив в потасовку с участковым Ленинского района Бобруйска Виктором Толстиком в драк. Вызванные в суд свидетели пояснили, что не видели момента нанесения Анастасией ударов правоохранителю, не слышали от нее запаха спиртного.
Сегодня, 14 октября, в суде Бобруйска назначено последнее слово Анастасии, за которым, по всей вероятности, последует приговор. Сколько дадут женщине? С кем останутся ее дети, отца которых, Геннидия Горленко, могут лишить родительских прав? «Наш Дом» ищет ответы на эти вопросы.
Олеся Садовская,
Активистка «НД».
Фото автора и корреспондента газеты «Вечерний Бобруйск» Владимира Репика
Материалы по этой теме:
