Впрочем, стоит отметить, что подобное заявление Александра Лукашенко — далеко не первое. В 2010 году накануне выборов во время встречи с американскими экспертами он говорил о заинтересованности в сохранении американского присутствия на постсоветском пространстве. Говорилось это тогда, когда никакой войны в Украине не было и в помине. И это, как и сейчас, не было продиктовано только желанием сказать собеседникам то, что они хотели бы услышать (каковое желание президенту, впрочем, тоже отнюдь не чуждо).

Тут присутствовали и присутствуют два момента. Во-первых, уважение к силе и готовности ее применять. При том что американская политика в отношении официального Минска заметно более жесткая, чем политика ЕС, политическая философия Вашингтона кажется белорусскому лидеру более понятной и близкой, чем европейская. Его известная фраза об «отсутствии яиц» была сказана именно о европейских, а не об американских руководителях. Готовность США добиваться своих целей разными, в том числе и силовыми, средствами импонирует белорусскому лидеру куда больше, чем непрерывный поиск консенсуса в ЕС и принципиальное воздержание Евросоюза от применения силы.

Второй момент вытекает из первого. Пассажи в отношении России, сделанные в интервью Bloomberg, подтверждают амбивалентное отношение белорусского лидера к «заклятому другу» — России. Конечно, и друг, и брат, и союзник, и источник разного рода благ, но неплохо, когда его мощь уравновешивается в регионе другой мощью. И не только мощью благодетельного примера и искусной дипломатии.

Это совсем не то, чего хотела бы Москва. Согласно интерпретации самого Лукашенко, изложенной в интервью американскому агентству, цель Путина — не возрождение СССР, а сохранение зоны влияния. Желательно полного и исключительного. Ну а для официального Минска оно нежелательно. Американское присутствие в регионе является фактором, гарантирующим, по крайней мере отчасти, независимость Беларуси, причем независимо от отношения американцев к ее руководителю.

Но из интервью следует, что белорусскому лидеру хотелось бы большего. Судя по всему, хотелось бы статуса Чаушеску 60-70-х годов во взаимоотношениях с Америкой. Чаушеску и с Брежневым целовался с завидной регулярностью, и режим у него был далеко не самый мягкий среди стран соцлагеря, однако за несколько шагов из общего строя — отказа от участия во вторжении в Чехословакию в 1968 году, сохранения дипотношений с Израилем — румынский диктатор был вознагражден достаточно благожелательным отношением со стороны американцев. Это отношение выражалось не только в визитах высоких гостей из США, включая президентов, но и в финансовом содействии Бухаресту.

При этом никому и в голову не приходило, скажем, приглашать Румынию в НАТО или даже давать ей прямые гарантии безопасности. Гарантии заключались в молчаливом взаимопонимании между Москвой и Вашингтоном, что для Москвы повторение в Румынии опыта Венгрии 1956 года и Чехословакии 1968 года может оказаться себе дороже.

Нельзя сказать, что американцам были безразличны страдания румынских инакомыслящих, да и всего народа. Но довлела логика холодной войны — каждая сторона привечала не то что врага, но даже и не очень надежного союзника другой.

Эту схему официальный Минск пытается предложить американской стороне уже много лет. Но раньше ценность «товара» представлялась не слишком высокой — Россия была партнером Запада, были надежды на постепенное сближение с ней, тотальное сдерживание Москвы представлялось неким реликтом давно ушедшей эпохи. Но украинский кризис все это изменил: Россия — не партнер, а противник, новая холодная война в разгаре, сдерживание Москвы снова — практическая политика Запада. Это увеличивает ценность выходящих из московского «строя».

При этом США — в определенном смысле именно та страна, которая может это оценить. По большому счету, Евросоюз просто не знает, что делать с лукавым союзником России, желающим получить несколько большую свободу геополитического маневра, не переставая этим союзником быть.

ЕС знает, как вести дела со странами, желающими стать его членами — есть набор институциональных инструментов от кандидатства до соглашений об ассоциации. Но как вести дела со страной, которая не стремится в ЕС и которую не прельщает даже ассоциация с ним? То, что Европа может предложить такой стране, не нужно ей (ну, скажем, ее властям), Европе не нужно то, что может предложить эта страна.

Иное дело США, которые ведут глобальную политику и являются конечным гарантом безопасности в Европе и в мире.

Схема красивая, что и говорить, однако не в полной мере учитывающая особенности американской политической психологии, представляющей собой сплав идеализма и прагматизма. К тому же к Чаушеску приезжали Никсон и Форд, он гостил у Картера, но с приходом к власти Рейгана отношения сошли на нет. В рамках рейгановской философии «крестового похода» против коммунизма играм с лукавыми союзниками Москвы уже не было места.

Предвидеть политическую эволюцию в США сложно, но представляется вероятным, что на смену теперешней политике придет курс более энергичный и решительный.

Возможно, поэтому Александр Лукашенко и спешит. Не исключено, что его предложение «большой сделки» с США вчера было преждевременным, а завтра (а точнее, через год) будет уже запоздалым. В условиях куда более жесткой, чем сейчас, конфронтации между Россией и США, политику нюансов никто не оценит и не вознаградит.

Юрий Дракохруст, TUT.BY