Пятого ноября 2018 года в 17 часов был оглашён приговор виновным в смерти солдата Александра Коржича.

По приговору суда, сержант Барановский осужден на 9 лет лишения свободы по части 3, статьи 455 Уголовного Кодекса Республики Беларусь, сержант Вяжевич – на 7 лет по 2 части этой же статьи, сержант Скуратович — на 6 лет по 1-й части. Всех осужденных лишили воинских званий и конфисковали всё имущество. В течение 5 лет, этой троице нельзя будет занимать организационно-распорядительные должности. Всего в течение 5 лет. Это даже меньше, чем их сроки. А что потом?

При этом, свою вину осуждённые признали только частично.

Светлана Коржич с приговором суда не согласна, поскольку суд не признал, что её сына убили. Суд поддержал версию Министерства обороны.

Светлана уверена в том, что её сын погиб после того, как отказался платить сержантам «за свою жизнь». Он оказался один в своём противостоянии преступной группировке так называемых военнослужащих. Светлана жалеет, что сын не поделился с ней своими намерениями, и она не смогла вовремя его поддержать.

В своё время, на очередном заседании гражданской инициативы «Матери военнослужащих», мы со Светланой обсуждали все моменты гибели её сына. Светлана пришла к выводу, что сын фактически стал заложником преступников, когда те поняли, что он готов афишировать все преступления по отношению к солдатам срочной службы со стороны сержантов, под прикрытием офицерского состава. Светлана уверена, что все офицеры знали, что происходит в данной военной части.

Я также полагаю, что весь офицерский состав является соучастниками убийства, как Александра, так и остальных молодых людей, погибших в этих «Чёрных Печах». Мой сын также находился в воинской части в Печах, в то время, когда убивали Александра Коржича. У него также пропадала банковская карточка. Уже после того, как Саша был мёртв, и все знали, что его карточкой завладели сержанты. И мой сын также, именно в конце августа 2017, позвонил мне и попросил перевести деньги на чужой мобильный телефон. Мне он тогда сказал, что должен военному деньги, якобы, за то, что тот «дал в долг на чипок». Я слышала рядом голоса. И решила, что, видимо, так и есть. Мой сын мне не врал. А в армии, на полигоне, всё может быть.

Многие офицеры и некоторые сержанты не являются уроженцами Беларуси. В частности, Скуратович имел вид на жительство и приехал в Беларусь из Киргизстана.

Я помню тот день, 1 сентября 2017, когда я везла сыну и его друзьям на полигон горячие блюда и продукты, которые они смогут скушать позже. У меня было около 25 килограммов еды, большую часть из которых я выкинула в мусор уже 4 сентября, когда меня привезли на суд по сфабрикованному на меня делу военными и милиционерами Борисовского района по приказу военных РФ.

Да, да!

Несколько дней я чувствовала беспокойство за своего сына. Мне хотелось убедиться, что с ним всё в порядке. И, конечно же, привезти ему поесть. О чём мы и договорились с его старшиной.

Старшина сына приезжал в это отделение милиции и просил отдать ему еду, чтобы он мог передать всё сыну. Однако милиционеры отказались это делать. Они боялись, что видеокарту памяти я спрятала именно в продуктах питания.

А всё дело было в том, что я зафиксировала нахождение российских солдат вне зоны дислокации, практически в городе Борисове, с огнестрельным оружием. Двое из них, примерно лет 28, рассказали мне, что ранее они воевали в Украине.

Нахождение военных иного государства вне зоны дислокации на территории Беларуси запрещено и по нашему законодательству, и согласно международным договорам, подписанным Беларусью со многими странами мирового сообщества.

Сын и его друзья впоследствии подтвердили мне, что к нам на так называемые учения в 2017 году прибыли не «срочники» РФ, а контрактники, среди которых не было никого моложе 25 лет.

Теперь я понимаю причины моего волнения. Сердце матери всегда почувствует опасность для сына. В это время, когда я шла к нему, убивали Александра Коржича…

В августе 2016, когда я приехала к сыну в «Печи», с точно таким же чувством опасности за него, я узнала, что один из мальчиков нового призыва погиб в танке. Его пробило насквозь какой-то деталью. А всё потому, что мальчик побоялся доложить командиру, что его инструктор проспал. Он полез в танк самостоятельно, и что-то задел…

А на полигоне застрелился «срочник», которому оставалось всего несколько месяцев до «дембеля»… Против чего и кого таким образом протестовал Серёжа Муругов? Именно так зовут… звали молодого человека, имя которого мне не сказали ни в части, ни в кабинете Равкова, когда я была там на очередном приёме со своими требованиями по срочным изменениям в армии Беларуси.

Равков сверлил меня своими глазами. А я думала про себя, неужели он думает, что таким образом может испугать маму, сын которой находится в опасном для здоровья и жизни положении… Тогда же, я поднимала отдельно вопрос о военных психологах. Чем они занимаются, достаточно ли они квалифицированы, чтобы распознать вовремя конфликт в военном коллективе. Равков уверял меня, что психологи в нашей армии очень профессиональны, и работают, не покладая рук… Где и как, возник у меня вопрос. Поскольку, ожидая в приёмной, я могла поговорить с военным психологом, молодой женщиной, суть проблемы которой была следующая: у них в части, в Минске, сменился начальник. Новый начальник поставил психолога перед фактом: либо она оказывает ему сексуальные услуги по первому его требованию, либо он «засунет» её на периферию, на зарплату «в три гроша». Психолог отказалась от предложенных неуставных отношений. Начальник перевёл её в «тьмутаракань» на должность телефонистки. И оклад её с семи с половиной миллионов уменьшился до пяти. А у молодой женщины малолетний сын, к тому же. Да и, в профессии телефонистки она ничего не смыслила. Я думаю, вопрос был решён немедленно только потому, что дежурный офицер видел, что мы беседовали и обменялись телефонами.

Я считаю, что при столь шатком положении, психологи, зачастую, женщины, не в состоянии выполнять свои обязанности. Им самим, зачастую, необходима защита и помощь.

На втором приёме Равкова не было. Его заменял Белоконев. Когда я изложила факты, известные мне по гибели солдат срочной службы в «Чёрных Печах», офицеры штаба застыли. У многих непроизвольно расширились глаза и сморщились лбы. И Белоконев, вместо того, чтобы принять какие-то меры, вздумал повышать на меня голос и кричать, что время приёма закончилось.

Да, моему сыну также приходилось не сладко. Как только я записалась на первый приём к Равкову, сын проснулся ранним утром от того, что его будит генерал и спрашивает: «Это твоя мама на приём к Равкову записалась? Быстро звони ей и говори, что у тебя всё в порядке!».

Действительно, в то утро сын позвонил мне с чужого телефона. Я слышала, как на него давили, как суфлёр настаивал сына уговорить меня не ходить к Равкову. Чего боялись эти офицеры?! Записи. Все приёмы у Равкова записываются. Куда идут эти аудиозаписи, я не знаю. Но, факт остаётся фактом! Я тогда сказала сыну: «Ничего не бойся! Никто не посмеет тебя тронуть! А на приёме у министра обороны я буду обязательно!».

Я знала, чтобы защитить сына, я должна защищать всех мальчиков, попавших в изоляцию казарм военных частей Беларуси! Иначе никак нельзя!

О том, что нашу армию надо модернизировать и переводить на контрактную основу, со всеми доводами, я писала в «Народной Воле» ещё в начале этого века, когда мои сыновья были ещё маленькими.

И с Равковым мы говорили об этом. Равков ответил, что, мол, нет средств, для перевода нашей армии на контрактную основу.

Нет средств или желания?

В контрактной армии не нужны столь многочисленные казармы для «срочников». Следовательно, автоматически уменьшается количество сержантов, офицеров, психологов, поваров и прочих наёмных лиц. Экономим на «коммуналке» и на прочих статьях расходов. В том числе – медицине. А имеем здоровых мыслящих профессионалов, действительно способных нас защитить.

Однако, я так думаю, если модернизировать нашу армию, исчезнут лазейки для хищения. Исчезнет механизм превращения молодых граждан в безвольных подчинённых, отличных молчаливых и терпеливых рабов – основы диктатуры.

Да, вчера наказали трёх сержантов. Они действительно причастны к убийству Александра Коржича напрямую.

Однако, ни один офицер «Чёрных Печей» не пострадал, так сказать!

Бывший начальник 72-го гвардейского ОУТ полковник Константин Чернецкий 1970 года рождения, уроженец Узбекистана, пошёл на повышение в штаб Равкова.

Бывшая начальник санитарной части, которая якобы оказывала медицинскую помощь Александру Коржичу, Чумак Екатерина Михайловна, сейчас находится в РФ.

Один из военных, который также является соучастником расправы надо мной, Юдаев, также прибыл к нам из РФ.

Опасность для наших сыновей не исчезла. Система продолжает исправно работать и ломать наших сыновей. Особо «гуттаперчевые» будут уничтожены.

Поэтому, я обращаюсь ко всем мамам Беларуси, нынешним и будущим, объединяйтесь! Нам надо спасти наших сыновей! Наше будущее! Будущее нашей страны!

Наталья Горячко,
правозащитник