Однажды я возвращалась из Минска поздно ночью. Страшно хотелось спать. Мы приехали, ставили машину возле дома, доставали сумки. Около подъезда одиноко светил фонарь, и в самом центре электрического пятна сидел черный как ночь котяра-бомж, очень заметно побитый жизнью.

Вдруг краем глаза я заметила: что-то маленькое активно шевелилось у кромки «пятна». Слишком большое для паука, но слишком мелкое для животного: малюсенький котенок, распушив хвост, «шел войной» на этого огромного котищу. Кот лениво, но как-то очень внимательно рассматривал «мелюзгу», хотя мог убить его одним ударом своей мощной лапы, а потом вдруг встал, выгнулся и прыгнул в темноту.

А «мелюзга», гордый победой, остался. Я решила, что котенок с таким храбрым характером заслуживает того, чтобы иметь свой собственный дом. И забрала его к себе. А котенок вырос в самую настоящую добрую кошку, очень красивую с пушистым хвостом, который она всегда с удовольствием демонстрирует.

Кошка трепетно относится к своему дому, поэтому ее нельзя выманить даже на лестничную площадку. Видно, сказалось голодное дворовое детство. Зато всегда ориентируется по домофону, что кто-то придет, и встречает его на пороге, внимательно рассматривая своими очень зелеными глазами.

Очень не любит, когда кто-то не спит по ночам. Приходит, садится напротив и смотрит с негодованием вдовствующей герцогини, обнаружившей под своей кроватью пьяного солдата. Такой немой укор загоняет в кровать любого быстрее всяких криков и уговоров.

Глядя на нее, понятно, почему в Египте обожествляли кошек: слишком человеческий проницательный взгляд, легкое презрение к «смертным» и  небрежная аристократичность в каждом движении.

Ольга Карач
руководитель Гражданской Кампании «Наш Дом»